Вооруженные силы Украины вошли в Курскую область 6 августа. Они продвигаются вглубь Суджанского района и вширь вдоль границы. Из расположенных там населенных пунктов бегут люди — эвакуацию, как и оборону границы, власти воюющей России организовать оказались не в состоянии. Корреспондент «Север.Реалии» посетил город Курск, куда сейчас съезжаются беженцы со всей области, и убедился, что чрезвычайная ситуация никого не делает лучше.
В начале августа 2024 года дороги в Курской области забиты военной техникой. В сторону границы идут колонны грузовиков, набитые солдатами, в обратную — пустые танковые транспортеры. Конца этому потоку не видно, а начинается он от границ оккупированных территорий — Донецкой и Луганской областей.
Параллельно колоннам едут машины с волонтерами, которые собирают помощь жителям Курской области. Пункты приема гуманитарки работают, например, в Петербурге. Один из них — «Другой вариант» — организовала команда экс-кандидатки в губернаторы Петербурга, антивоенной активистки Людмилы Васильевой.
По словам волонтеров, помимо еды (консервов, круп, детского питания), очень нужны спальные принадлежности. Людей есть где разместить, но им не на чем спать. Прифронтовая Курская область оказалась не готова к наплыву беженцев, впрочем, как и к отражению атаки. По данным властей Курской области, свои дома покинули более 120 тысяч человек, еще 180 тысяч нуждаются в эвакуации. Судьба двух тысяч человек на оккупированной ВСУ территории остается неизвестной.
Корреспондент «Север.Реалии» отправился из Петербурга в Курск в составе гуманитарной группы, чтобы увидеть, что происходит в городе, и рассказать истории россиян, которые были вынуждены бежать из своих домов, в то время как «СВО идет по плану».
«Смех и злоба»
Команда волонтеров — Костя, Валера и Олег (имена изменены) добиралась до Курска 14 часов на машине. О въезде в регион им сообщили эсэмэски: «ракетная опасность», «опасность атаки БПЛА» и «отбой опасности». Все волонтеры живут в Петербурге, хотя Валера родом из Архангельской области, а Костя из Комсомольска-на-Амуре. Олег — коренной петербуржец.
Ранее Олег уже работал в пунктах приема беженцев в Белгороде (там принимали беженцев из Шебекинского округа), когда область атаковали ВСУ в 2023 году. Он говорит, что ситуация в Курске сильно отличается.
— Смех и злоба, это если вкратце. Я работал в Мариуполе, работал в Белгороде, такого го*на я не видел, как здесь: все ругаются, дерутся, грубят волонтерам. Я понимаю, что люди не обязаны благодарить, но то, что я встретил здесь, меня, честно говоря, деморализовало, — говорит он.
В начале пути на собранные волонтерами деньги команда закупилась в оптовом торговом центре: памперсы для детей и взрослых, зубные щетки и зубная паста, салфетки, туалетная бумага, предметы личной гигиены, консервы, «Дошираки», макароны. Все это они везут волонтерской организации «Домик добрых дел». На въездах на улицу Белинского, где расположен «Домик», стоит полиция в касках и бронежилетах. Они практически не проверяют машины и разрешают проехать, если им сказать: «Гуманитарка».
Когда волонтеры подъезжают к пункту выдачи, к машине подбегают люди в желтых жилетах и начинают по цепочке разгружать груз. В этот момент к машине пытаются подойти то ли местные жители, то ли беженцы, которые хотят получить что-то без очереди. Вот какой-то мужчина взял подушку якобы передать дальше, но через секунду осмотрел ее и со словами «это я возьму себе» скрывается в толпе.
Говорят, такое бывает нередко — люди по полдня стоят в очереди за «пакетом» помощи, но самого нужного, когда очередь доходит до них, может и не остаться. После инцидента с подушкой волонтер объявляет в мегафон: «Все, кто без желтых жилетов, к выгрузке не допускаются».
Помимо волонтеров, на улице дежурит так называемая народная дружина Курска.
— Беды воспринимаются по-разному, — рассказывает Евгений, один из дружинников. — Я не знаю, что пережили все эти люди, но эвакуация, будем говорить прямо, прошла плохо. Здесь и в других местах часто чего-то не хватает. Как в конце восьмидесятых: отстоял очередь за хлебом, а перед тобой последнюю буханку отдали, а у тебя и так стресс. Вот и бывает, взрываются. Иногда идет человек, а у него три одеяла, а тебе не досталось. А ему три на семью выдали. Тот, кому не досталось, может начать орать, вырывать, говорить, что краденое, причем краденое якобы у него. Такие вещи приходится предотвращать. Плюс, понимаешь, много мошенников, поэтому мы проверяем прописку, когда подходят к столам (на «столах» выдают гуманитарку и записывают, кому и сколько. — Прим. СР). Вот приходит человек, а у него городская прописка. А потом на «Авито» или еще где продает, чтобы тысячу заработать.
Неподалеку от места разгрузки гуманитарной помощи задержались две женщины из приграничного поселка Коренево.
— Выезжали мы под обстрелами, в последний момент уже, — рассказала одна из них, Наташа. — Муж у меня не хотел уезжать, все говорил: это мой дом, я мужчина, я буду его защищать. Мы услышали танки, вышли на улицу на них посмотреть. Секунда, и защищать стало нечего: в дом влетела то ли ракета, то ли беспилотники. В общем, их танки, которые пришли нас убивать, спасли нас от их ракет, которые летели нас убивать.
— Разве ВСУ вошли в Коренево? Судя по картам, что я видел, они не дошли…
— Ну вы что, смеетесь? Они в Курск войдут, а карты, что они к Курску подошли, только через два дня нарисуют.
— А как вы выбрались?
— К соседу в машину и тикаем — все небо жужжало уже, летели на какой-то сумасшедшей скорости, я глаза зажмурила, в ручку вцепилась и так до сюда и доехала. Вот с ней и доехали, — кивнула она в сторону плачущей односельчанки.
«Все на нервах», объясняет Наталья:
— Это у нее реакция на ваших коллег, не принимайте на свой счет. Плюс навалилось все: у меня двое детей, мне дали три подушки, а ей не хватило, она и на меня ругается. Приезжали уже корреспонденты, говорили с ней, снимали, не помню уже кто. Потом вечером по телевизору она увидела, что у нас, оказывается, все хорошо, что мы «не падаем духом», «держимся» и «чувствуем поддержку всей страны и президента». Мы правда чувствуем: вот вы приехали, привезли, что смогли. Поддержки страны нам более чем достаточно, поддержка президента уже не нужна!
— Без него обходитесь, получается?
— А на что он нам? Жалко, что «голосовать не надо за него» понятно стало, когда в нас стрелять начали. Вы меня извините, но все время говорят, что каждое решение у него мудрое и взвешенное. Я за помощь Донбассу, им там хуже, чем нам, бомбят уже десять лет, я все понимаю, мой сын на 1 сентября шел со значком Z на лацкане, но почему все так бездарно происходит? Генералов сажают, войне конца и края не видно, оказывается, воры там одни, в армии нашей. Может, и воровство унитазов не фейк?..
«Я думал, мы быстро освободим Донбасс»
Машина волонтеров разгружена, и они отправляются за новой партией гуманитарки в магазин. Все в подавленном настроении.
— Я думал, что как-то по-другому будет организовано, — говорит Костя. — А тут как-то по-злому все. Ощущение, будто мы их в плену держим.
— Забей, это всегда так, — откликается Олег. — Там люди ужас пережили. Но вообще, да, тут как-то гнетуще. В натуре, по-злому.
До магазина волонтеры едут молча. Собрав новую партию, машина снова встает в очередь. Валера за рулем, он блокирует двери, чтобы ее никто открыл и ничего не выхватил. Пока остальные разминают ноги снаружи, над головами вдруг звучит сирена воздушной тревоги.
Но на сирену не реагирует никто. Все просто смотрят в небо, не выходя из очереди. Некоторые жмутся к железному забору, но все равно не уходят. Выделяется только молодой человек, лет 35: пока все смотрят вверх, он глядит под ноги.
— Миша. Я из Большого Солдатского, механик, — представляется он. — Я запросил эвакуацию. 9-го числа ответили, мол, жди там-то в три часа. Я буквально приполз. Ни в три, ни в четыре, ни в пять никто не приехал, я лежал в канаве, вокруг все горело. Я понял, что эвакуации не будет, может, эвакуаторов уже убили. А я по грибы люблю ходить и решил, что в лесу не заблужусь. Я пополз в лес. Сначала я пошел просто по прямой. Но каждый шорох, конечно, очень пугал, потом я бежал через поле. Я бежал и слышал дроны, но они меня не тронули, может, увидели, что я не в военной форме, не стали убивать. В лесу были мины. Темно-зеленые и коричневые лепестки. Пришлось идти очень медленно. Наступишь — минус стопа, дальше только ползком. Я еще в первый день надеялся найти что-то поесть, но ничего не было. На второй день думал: лягушек есть буду, дождь только прошел, их много было. Но только я на это решился (присел, понял, что костер не разведу, потому что все мокрое), услышал сигнал — кто-то на дороге сигналил. Оказалось, что в паре километров уже было шоссе. Я доковылял туда, поймал попутку, и мужик привез меня сюда. Знаю только, что зовут его Умар. Он довез сюда, высадил, мы попрощались. Я даже «спасибо» толком не сказал. Прошу, если можно, напишите: Умар, дорогой друг, со мной все хорошо, я очень благодарен тебе, храни тебя Господь, Аллах, кто бы то ни был, — попросил Миша.
Он больше не верит, что туманные цели «СВО» однажды будут достигнуты.
— Я, честно говоря, очень удивился происходящему. Мы вроде своих не бросаем, а тут как-то несколько тысяч в плену, по сути. Территория России оккупирована. Это не то, на что я рассчитывал, когда началась война. Я думал, мы быстро освободим Донбасс, примем его в Россию, и на этом все. А дальше — больше, оказалось. Кто-то говорит про Херсон, некоторые про Одессу. Только «спасение» вышло на тот этап, что надо спасать Курскую область, мой дом надо теперь освобождать, — говорит он.
Люди, бежавшие из Суджанского района, где ВСУ расширяют подконтрольную территорию, пока полагают, что в Курске безопасно. Несмотря на регулярную ракетную опасность, с Суджей ситуацию не сравнить, отмечают они.
«Стремно, что колонну сожгли»
Жители самого Курска опасность чувствуют, но уезжать не готовы. 50-летняя Ольга живет в Санкт-Петербурге вместе с дочерью, и она зовет к себе свою маму Людмилу из Курска. Но та не хочет.
— Она говорит, что по три-четыре раза в день ракетная опасность в городе объявляется. Я там была с 7 по 13 июля. Потом я маму забрала, и она у меня здесь была две недели. А потом я ее привезла обратно в Курск. Это было 28 июля. Когда я там была, объявляли ракетные тревоги почти каждый день. Сейчас объявлена чрезвычайная ситуация. Мама говорит, что сегодня перестали ходить практически все автобусы и троллейбусы, трамваи — только такси. Снова встречаются перебои с водой. Возможно, там просто нет денег на ремонт всех мощностей в водоснабжении. Курск уже третий год сам разбирается с военными делами, а надо же еще украсть! Там они и эти «ежи» ставили, «зубы дракона» (противотанковые бетонные пирамидки. — Прим. СР) ставили, все за свой счет, то есть за счет региона. Плюс у них сейчас часто бывают перебои с электричеством. Ну и связь. У них там очень плохо работают навигаторы. Они стали плохо работать с самого первого года войны. И плохая связь во многих местах города — глушилки, — рассказывает Ольга. — А мама считает, что ничего страшного не происходит. Это ж типа не Суджа. Да и насчет Суджи считает, что все слишком преувеличено. Говорит, это нарочно нагнетают в интернете, чтобы нас запугать.
По дороге из Курска в сторону Москвы напряжение не чувствуется вообще. Город Фатеж, 47 километров от Курска. Там нет ни беженцев, ни каких бы то ни было других следов войны. Вдоль дороги стоят десятки лотков с яблоками, кабачками, грибами, медом.
— Ну, мальчики, кому война… У меня за год столько покупателей не было, сколько за сегодня. Я понимаю, что ситуация страшная, но и мне надо выживать. Малоимущие на дороге за медом не тормозят, так что моя совесть чиста, — говорит пожилая продавщица в трениках.
Тем временем Россия стягивает все больше и больше войск в Курскую область. Через пункт пропуска около города Донецка Ростовской области, который граничит с так называемой ЛНР, проходит огромное количество техники и людей.
— Еду убивать украинцев, чего же еще. Нас сняли с Авдеевского, больше не скажу, едем на подмогу нашим. Стремно, что колонну сожгли, видел видос, но, думаю, с нами такого не случится, мы люди опытные, и водители у нас опытные, — говорит российский солдат с позывным Донер.
Впереди Донера ждет неприятный сюрприз. «Опытные водители» из другого батальона не справились с загрузкой грузовика: в нем лежал боекомплект, и он сдетонировал. Фотографировать происшествие не дают: вокруг военная полиция и военная автоинспекция. Внутри сгоревшей кабины видны два тела. Водитель и его напарник.
— Ситуация…, но прорвемся. Мухтар (так иногда называют бойцов батальона «Ахмат». — Прим. СР) все продолбал, едем возвращать границы. Тиктокеры там не катят, как я понял, не ДРГ ссаная зашла, там вроде морская пехота. Будем разбираться. Если в плен кого возьму, хотя не хочется, я тебе видеоинтервью сделаю, — обещает боец с позывным Миллер. Он оставил свои координаты, но за два дня с момента разговора в сети больше не появлялся.
— У меня ощущение, что мы будем превращать Суджанский район в Бахмут, — бросил напоследок старший лейтенант с позывным Синий.
Вооруженные силы Украины прорвали границу РФ 6 августа в Курской области. По словам губернатора региона, ВСУ взяли под контроль 28 населенных пунктов в Курской области России. По российским данным, зона украинского контроля составляет примерно 480 квадратных километров, главнокомандующий ВСУ Александр Сырский оценил зону контроля примерно в тысячу километров.
При этом военные РФ, с которыми поговорил «Север.Реалии», считают, что официальная информация отстает на пару суток. ВСУ как минимум закрепились в захваченных районах, а информация о том, что «продвижение остановлено», может не соответствовать действительности.
Во вторник, 13 августа, о начале эвакуации объявили власти еще одного района Курской области, Большесолдатского. Раннее началась эвакуация жителей приграничных районов — Суджанского, Глушковского, Рыльского, Кореневского и Беловского.
По последним заявлениям российских властей, с начала боевых действий в Курской области погибли 12 человек и более 120 получили ранения. В Украине, по данным ООН, с начала войны погибли как минимум 11 284 мирных жителя и ранены 22 594.
