За месяц, что прошел с начала мобилизации осужденных в Украине, каждый девятый из около 27 тысяч заключенных в исправительных колониях досрочно вышел на свободу «для непосредственного участия в обороне страны». Правда, «свобода» — не совсем подходящее слово для этих трех тысяч мужчин: под конвоем Нацгвардии освобожденных сначала везут в ближайший военкомат подписывать контракт с ВСУ, а оттуда — на тренировочные полигоны. Там из вчерашних преступников будут ковать будущих штурмовиков, чтобы потом отправить на передовую — вероятно, до конца войны, пишет DW.
Долгожданная возможность для заключенных пойти на фронт
Многие из них с первых дней полномасштабного вторжения РФ в Украину просились на фронт — у тюремной администрации, Департамента уголовных наказаний Минюста, депутатов и правозащитников. Однако ранее закон запрещал служить в армии приговоренным к лишению свободы или даже к условному наказанию. В исключительных случаях президент Украины Владимир Зеленский отдельными указами миловал заключенных ветеранов АТО — за 2022 год таких было 363 человека. Еще несколько сотен человек, чьи дела еще не успели рассмотреть суды, в первые месяцы после начала войны отпустили в казармы из следственных изоляторов. Но потом мобилизация заключенных остановилась.
«Тогда в России Пригожин как раз начал вербовать по зонам рецидивистов в „Вагнер“. Потом было их Минобороны со „Штормом Z“. Мы чисто с моральной точки зрения не могли себе позволить делать что-то подобное», — объясняет DW глава парламентского комитета по вопросам правоохранительной деятельности Сергей Ионушас.
В конце мая 2024 года на залитом солнцем дворе одной из исправительных колоний Киевской области он вместе с другими разработчиками долгожданных изменений в военное и уголовное законодательство рассказывает журналистам о первых результатах мобилизации заключенных на фронт. «За две недели мы получили по всей стране 4564 заявления от осужденных. Это уже больше, чем мы в целом планировали», — признается заместитель министра юстиции Елена Высоцкая.
Мобилизация заключенных: армия не для каждого
Процесс рассмотрения ходатайств от заключенных занимает до недели, удовлетворяют в среднем два из пяти из них. Заключенных с увечьями, больных ВИЧ или туберкулезом отсеивают еще в медчасти колонии. Ее же администрация определяет, подпадает ли заключенный под новые условия досрочного освобождения. Речь идет, в первую очередь, об уголовных статьях — после ожесточенных дебатов депутаты договорились не брать в армию осужденных за преступления против нацбезопасности, терроризм, умышленное убийство двух и более человек или покушение на сотрудника правоохранительных органов или военного, пьяное ДТП с летальным исходом, сексуальное насилие и особо тяжкие коррупционные правонарушения.
К тем, кто прошел первичный отбор, допускают кадровиков из боевых бригад ВСУ. В разговорах с DW армейцы не раз подчеркивали принципиальное отличие таких встреч от мобилизации в российских тюрьмах: мол, мы не агитируем заключенных идти на войну, а рекрутируем сознательных добровольцев.
Подобрав себе место дальнейшей службы, осужденные проходят стандартную военно-медицинскую комиссию. Пригодных, в конце концов, ждет местный суд, который и принимает решение о досрочном освобождении. Слушания обычно занимают считаные минуты, судьи ограничиваются парой вопросов к заключенному по видеосвязи или вообще рассматривают дело без него.
По состоянию на вторник, 18 июня, в судебном реестре обнародовано более 2800 постановлений о рассмотрении таких ходатайств, преимущественно положительных. Первое же дело 36-летнего харьковского маляра Александра Б. привлекает внимание иронией судьбы. Осужденный за уклонение от мобилизации на три года лишения свободы, он обжаловал приговор в Верховном суде, но после месяца в Первомайской исправительной колонии № 117, известной строгой дисциплиной и жестокостью охраны, сам попросился в армию. 20 мая мужчину досрочно освободил от наказания суд, его адвокат рассказал DW, что тот уже проходит подготовку в тренировочном центре.
Турне рекрутеров по колониям
«Очень много в нашей стране людей, которые должны были бы сидеть, но почему-то — на свободе. И много людей в тюрьме, которые должны были бы быть на свободе. Тюрьма представляет собой обычный среднестатистический срез украинского населения», — философствует командир второго штурмового батальона Третьей штурмовой бригады Дмитрий Кухарчук. Осенью 2021 года он и сам провел за решеткой три месяца по подозрению в избиении полицейского на политическом митинге.
В последний день весны 2024 года мы встречаемся под стенами одной из исправительных колоний. Из белого внедорожника за 34-летним комбатом выскакивают бригадный психолог, видеооператор и боец постарше, чья манера общения выдает знатока криминальной субкультуры и тюремной этики. Рекрутинговая группа рассчитывает завербовать несколько десятков заключенных, «мотающих» здесь обычно уже не первый срок. «Мы, правда, поздно приехали. Но, знаете, Третью штурмовую вообще сначала не хотели включать в перечень бригад, которым можно набирать заключенных», — жалуется Кухарчук.
В беседке рядом с проходной колонии курят еще двое военных в простеньком затертом «пикселе». Кадровики 28-й механизированной бригады из Одесской области — тоже в рекрутинговом туре по колониям Центральной Украины. И тоже отстают — потому что их так же не включили в перечень «бригад для заключенных». «Кто-то там что-то напутал, и наших просто не пускают к арестантам. Говорят: вербуйте у себя на юге, — жалуется уже немолодой старлей Виктор Лях. — А где мне людей брать, если у нас на передке 15 человек километр траншеи держат?!»
Руководство этой колонии, похоже, тоже не в восторге от визита рекрутеров. После непродолжительного спора на проходной военных, в конце концов, ведут на встречу с потенциальными бойцами. Корреспондентов DW, несмотря на предварительную договоренность, «в зону» не пускают. «Поймите, мы ответственны за безопасность заключенных. Как только русские увидят, что здесь вербуют в ВСУ, так сразу „шахеды“ прилетят», — оправдывается начальник колонии, взяв с нас обещание не упоминать ее полное название и местонахождение.
Вопрос мотивации заключенных
Рекрутеры возвращаются спустя несколько часов немного разочарованные. Виктор Лях сагитировал к себе 18 заключенных. Дмитрий Кухарчук отобрал из 40 добровольцев 17 человек. «Если бы мы заходили первые, то набрали бы больше. Я считаю, что Третья штурмовая заслужила первоочередное право — потому что мы одно из немногих подразделений, которое знает, как работать с осужденными, понимает их психологию и мораль», — отмечает Кухарчук.
Морально-психологическое состояние, готовность к войне, мотивация будущего бойца важнее груза преступлений прошлого, уверяет комбат. «Люди, которых мы встречаем здесь в колониях, хотят, чтобы им не было стыдно когда-то смотреть в глаза своим детям. Хотят иметь возможность сказать: во время войны я не сидел в тюрьме, а защищал страну», — добавляет он.
Предводитель черкасских футбольных ультрас Кухарчук стоял у истоков «Азова» — тогда еще праворадикального добробата — и политической партии «Национальный корпус». Общую для этих движений внутреннюю культуру боевого братства перенесли и в Третью штурмовую бригаду, рассказывает комбат. Именно она способна быстро вытеснить криминальную мораль и перевоспитать даже профессиональных преступников, уверен он.
Где будут служить бывшие заключенные — вместе с другими или в спецподразделениях?
Поэтому в Третьей штурмовой категорически отвергают одно из требований нового закона к организации службы бывших заключенных — те должны нести ее в отдельных спецподразделениях. «Мы не будем делать никаких штрафных рот, это неприемлемо. Наоборот, у нас есть успешный опыт рассредоточения мобилизованных среди добровольцев. Пара человек на каждое отделение, пять-шесть на взвод — этого достаточно, чтобы пополнить наши ряды и безопасно интегрировать новобранцев», — считает Кухарчук.
Однако, например, в Пятой штурмовой бригаде планируют за несколько следующих месяцев сформировать из бывших заключенных отдельный батальон на 600−800 человек. Возможно, даже со своими командирами из числа осужденных офицеров. «Крайне не хватает личного состава. И, учитывая новое законодательство, свежих мобилизованных из ТЦК (аналог военкомата. — Прим. ред.) придется еще подождать. Так мы хотя бы закроем дыру», — объясняет заместитель командира, представляющийся просто Владиславом.
В прошлом прокурор, он, однако, не склонен воспринимать новобранцев из числа заключенных как преступников, избегающих наказания. «Мы сотрудничаем с теми, кто мотивирован. Кто хочет выполнять свой долг», — убеждает Владислав. При этом он осознает: риск побега вчерашних заключенных из воинской части высок, а ловить их будет некому. И поэтому обещает заслать будущий батальон на такой сложный участок фронта, откуда сам «на броневике еле выехал».
В Пятую штурмовую уже записался 23-летний киевлянин Виталий Я. — один из заключенных, которых руководство колонии привело на пресс-конференцию с авторами закона о мобилизации осужденных. Осенью 2020 года луцкая полиция задержала его с внушительным пакетом синтетических стимуляторов. Мужчина утверждал, что только пересылал по почте чужие посылки, но суд, невзирая на раскаяние и новорожденную дочь, приговорил его к семи годам лишения свободы за сбыт особо крупной партии наркотиков. «Я хотел на войну, еще когда суд шел, но сказали, что не возьмут. Вот, отсидел уже два года, но как только приняли закон, я написал заявление. Я понимаю: в армии придется служить до конца войны. Но мне кажется, там все же будет лучше, чем в тюрьме», — надеется Виталий в разговоре с DW.
Многие заключенные выжидают
21-летний студент-археолог из Черкасс Игорь Ц., тоже осужденный за распространение наркотиков, не спешит следовать примеру Виталия. «У меня есть определенные опасения, — признается он в разговоре с DW. — Хотелось бы больше понимать, на каких условиях и что будет дальше. Увидеть, что будет с первой волной мобилизации, а уже на этом опыте принимать решения». Правда, и срок у мужчины меньше — его поймали на мелкой торговле наркотиками и дали чуть больше трех лет. В колонии он работает на производстве «зубов дракона» — бетонных препятствий для линий обороны — и надеется таким образом заслужить право на досрочное освобождение уже через год.
Многие осужденные заняли подобную выжидательную позицию из-за довольно неопределенных условий будущей службы, делится с DW собранными отзывами глава правозащитной организации «Защита заключенных Украины» Олег Цвилый. Два года он лоббировал возможность для заключенных пойти в армию, но сейчас разочарован деталями закона, принятого, по его мнению, в спешке. «Заключенные в колонии — как пауки в банке. И в эти изолированные спецподразделения они, вполне вероятно, перетянут все свои конфликты, субкультурную иерархию и взаимную неприязнь», — прогнозирует правозащитник.
Криминальная субкультура в украинских тюрьмах
По словам Цвилого, криминальная субкультура так называемых воров в законе до сих пор занимает важное место внутри украинской пенитенциарной системы. В большинстве колоний на ней держится самоуправление осужденных, существующее в шатком балансе с официальным режимом администрации. Ее неписаные правила — сформированные столетие назад «понятия» — содержат четкий запрет на службу в армии для «честных арестантов», то есть профессиональных преступников. Нарушение этого запрета частью криминального мира во время Второй мировой войны привело к кровавому конфликту внутри советского ГУЛАГа, известному как «сучья война».
Нынешняя агрессия РФ против Украины тоже привела к конфликту вокруг старых «понятий», рассказывает Цвилый. Толковать их в конкретной ситуации через так называемые письменные «прогоны» имеют право «воры в законе» — авторитетные представители организованной преступности. Один из таких «воров», Сергей Лысенко, известный как Лера Сумской, который последние годы проживает за границей, еще в начале полномасштабного вторжения призвал украинский криминалитет встать на защиту государства. «Он аргументировал это другой нормой — обязанностью „честного вора“ ударить в ответ на нападение», — объясняет Олег Цвилый.
Впрочем, дальнейшее участие некоторых «воров в законе» в вербовке российских заключенных в ЧВК Вагнера и отряды «Шторм Z» резко раскритиковали другие криминальные авторитеты, сообщало специализированное информагентство Prime Crime, ссылаясь на распространенные внутри криминального мира «прогоны».
«Я вчера начальнику в „Белке“ говорю: пусти меня к „вору“ на десять минут перетереть, я ему все растолкую, — рассказывает DW Дато, тот самый знаток криминальной этики из Третьей штурмовой. — Чтобы „прогон“ сделал зекам за Украину воевать. Да куда там…» После некоторого растолкования становится понятно: речь идет о Белоцерковской колонии № 35, где за угрозы прокурору и попытку убийства отбывает наказание 32-летний гражданин Грузии Гиорги Киладзе, «вор в законе», известный как Гега Озургетский. Формально Гега — едва ли не самый авторитетный заключенный в Украине, и его письменное наставление могло бы повлиять на многих преступников.
В феврале 2022 года под угрозой российского наступления руководство Менской колонии в Черниговской области выпустило его вместе с десятками других осужденных на свободу. Почти все сразу же присоединились к отрядам теробороны, а вот Киладзе через несколько месяцев поймали на румынской границе и отдельно судят за побег.
Мобилизации осужденных сопротивляются не только криминальные авторитеты, но и руководство исправительных колоний, рассказывает Олег Цвилый. «Финансирование этих зон зависит от количества заключенных, к тому же многие из них работают на внутреннем производстве, которое приносит начальникам немалые прибыли», — говорит правозащитник. Он пересказывает жалобы заключенных на коррупцию: администрация якобы вымогает взятки за подачу ходатайств о досрочном освобождении, намекая на будущие высокие «боевые» выплаты за службу на передовой.
И все же авторы инициативы о мобилизации заключенных полны оптимизма. Министр юстиции Денис Малюська теперь оценивает «мобилизационный потенциал» колоний в 20 тысяч мужчин и не исключает в будущем отмену некоторых ограничений по совершенным преступлениям и даже расширения закона на осужденных женщин.