Жительница Мариуполя Анастасия Поддубная 9 марта 2022 года находилась в подвале роддома №3, когда российские войска сбросили на него авиабомбу. Кадры с ней и ее семьей после «прилета» в роддом попали в документальный фильм Мстислава Чернова «20 дней в Мариуполе», который получил награду BAFTA и сейчас претендует на премию «Оскар». Своего первенца Анастасия также рожала под обстрелами и стала свидетелем того, как гибли гражданские, в частности беременные женщины и их нерожденные дети.
К счастью, всей ее семье удалось выжить. Через Россию и Беларусь они выехали в Европу. О том, что попало в кадр документалистов и что происходило вне его, Анастасия Поддубная рассказала проекту «Радио Свобода» «Ты как?». Перевод публикует «Настоящее время».
«Казалось, что это продлится несколько дней и пройдет»
До полномасштабной войны Анастасия Поддубная работала ведущей прямых эфиров на мариупольском радио Best FM и готовилась к рождению первенца. Утро 24 февраля для нее должно было начаться плановым визитом к врачу, поэтому, несмотря на новости о начале полномасштабного вторжения, она с мужем отправилась в больницу. Но медучреждение уже не принимало пациентов. Тогда же Насте пришло сообщение от руководства, что на работу выходить не нужно.
«Не буду говорить обо всех, но большинство мариупольцев и жителей Донбасса уже проживали этот этап в 2014 году (когда начался конфликт на Донбассе. — ред.). Поэтому моей семье и многим моим знакомым казалось, что это продлится несколько дней и пройдет. Никто не мог даже представить, что произойдет дальше», — вспоминает она.
Супруги поехали в дом Настиных родителей, куда впоследствии прибыла почти вся семья. Домой Анастасия уже не вернулась. С 25 февраля до 5 марта семья находилась в подвале родительского дома.
«Мы поняли, что если из-за стресса у меня начнутся схватки, то я останусь без медицинской помощи. И тогда на свой риск мы с мужем на своей машине решили ехать в больницу. Вечером туда приехали и мои родители», — рассказывает женщина.
По словам Насти, медучреждение, куда они приехали, тогда еще работало в штатном режиме, ей предложили место в палате. Впрочем, от него она отказалась, поскольку очень волновалась, и решила остаться с семьей в укрытии.
Утром 8 марта мужчины дарили женщинам тюльпаны. Анастасия не знала, откуда они, однако, говорит, дарили «и своим, и чужим». По ее словам, все, кто находился на территории роддома, надеялись, что вскоре наконец наступит тишина. Однако этого не произошло.
«Утром 9 марта я проснулась оттого, что моя семья куда-то собиралась. Они шли готовить еду для всей больницы. Не знаю, эгоизм это был или что, но я очень просила их ходить не вместе. Я объясняла, что если с ними всеми что-то одновременно произойдет, то я останусь одна — беременная и с десятилетним братом. Однако Влад, мой муж, очень меня убеждал, говорил о женщинах, которые здесь одни, без родных, что о них тоже должен кто-то позаботиться. Я понимала, что он прав, поэтому отпустила их наверх, а сама осталась с братом в убежище», — рассказывает Настя.
Полевая кухня располагалась прямо у входа в больницу. У семьи была договоренность: если кто-то увидит самолет, то должен крикнуть другим и бежать в укрытие. Утром того дня уже пролетал один самолет, и, хотя ничего не произошло, они все равно спустились в укрытие. Следующий прилетел где-то через час.
«Люди начали стонать, кричать нечеловеческим криком»
В момент авиаудара, говорит Настя, казалось, «как будто взорвалась вся планета». В убежище роддома, где она находилась с братом, было двое дверей: внешние металлические выдержали, а деревянные, внутренние, выбило силой удара.
«Люди начали стонать, кричать нечеловеческим криком. Именно в это время наверху рожали две женщины. А их мужья были со мной, в убежище. Там не то что душа разрывалась… Я просто не могу это передать. Начали спускать беременных женщин, они все были в крови, но в то время это было видно только с фонариками, потому что все было в пыли. Брат мужа крикнул мне, что мой муж живой и идет сюда. Я не знаю, как он выжил, не знаю… Взрывная волна сорвала с него обувь, он вернулся босым, в крови, но живой. Хотя мне тогда казалось, что сейчас он отойдет от шока и просто умрет», — говорит Настя.
В таком состоянии сразу после взрыва Влада тогда и сняли находящиеся там журналисты. Этот кадр разлетелся по миру и попал в фильм Мстислава Чернова «20 дней в Мариуполе».
Также документалисты зафиксировали на видео брата Насти: он плакал на улице, потому что очень волновался за маму. Этот фрагмент попал в трейлер фильма.
По данным городского совета Мариуполя, в результате авиаудара российских войск по роддому и детской больнице 9 марта сразу погибли по меньшей мере три человека, в том числе один ребенок, около 20 человек пострадали. Родители Насти были травмированы, но выжили. Мама потеряла много крови, ей посекло лицо, перебило челюсть и травмировало таз. По словам Насти, мама до сих пор чувствует эти ранения, а на лице остались следы.
«Потом приехала эвакуация, маму с отчимом забрали на правый берег, во вторую городскую больницу. А нас с мужем и моим братом повезли в больницу на левый берег, где мы были с 9 марта по 10 апреля. Так мы потеряли контакт с семьей на очень долгое время», — рассказывает женщина.
Как вспоминает Настя, тогда никто из них даже не думал о том, что будет дальше: «Я думала только о том, чтобы не потерять ребенка из-за стресса. Не передать словами, что я тогда чувствовала. Если честно, вообще не верила в то, что моя мама сможет выжить. Просто не верила. Мы просто поехали со скорой помощью туда, где нам должны были помочь».
«Мы были готовы умереть. Для меня было важно, чтобы мой ребенок был уже у меня на руках»
По словам Насти, утром 21 марта началось то, что в России называют «зачисткой района»: российские военные выбирали квадрат и просто уничтожали его, ровняя с землей. Именно в таком квадрате находилась Настя, когда начала рожать.
Роды Анастасии продолжались более 20 часов. «Мы были готовы умереть сегодня. И для меня было очень важно, чтобы мой ребенок был уже у меня на руках. Я мало что помню, но в память врезалось, как все вокруг содрогалось от ударов. Это нельзя описать», — вспоминает она.
Вместе с Настей в медучреждении находились и другие женщины из роддома №3. Одного ребенка спасти не удалось. Эту историю Настя услышала от врача. Первенец 38-летней женщины умер еще в утробе, а ее муж исчез сразу после авиаудара. Впоследствии женщине удалось найти своего мужа, он был уже с ампутацией ноги.
Вспоминает Анастасия Поддубная и фотографию, сделанную после авиаудара по роддому, которая разлетелась на весь мир: на ней окровавленную женщину эвакуируют на носилках. Ее имя — Ирина Калинина, она погибла после обстрела вместе с ребенком.
«Когда я написала о ее гибели, то мне стали писать какие-то россияне, обвиняли меня во лжи и говорили, что они ее родственники, что Ирина уже выздоровела и все у нее хорошо. Это не так. Она погибла. Вернее, ее убили. Она не умерла, ее вместе с ребенком убили россияне», — говорит Анастасия.
На первые полосы мировых медиа попали также фотографии другой беременной в то время мариупольчанки — Марианны Вышемирской. Сейчас она находится на оккупированных территориях, где ведет активную деятельность в сети, освещает свои гуманитарные миссии на оккупированных территориях. Вышемирская также периодически посещает мероприятия в России и даже поставила свою подпись за Путина как кандидата в президенты.
«Я не знаю, что о ней сказать, человек просто без души. Она же была там, в роддоме, она видела всех беременных, которым пальцы поотрубало стеклом, которым голову зашивали на девятом месяце беременности… В первых своих интервью я много раз, честно говоря, говорила, что она под влиянием России, что она, скорее всего, как в плену. Но сейчас я так не считаю», — говорит Настя.
«Прийти, уничтожить все, а потом: „Хотите подгузники?“»
Настя вспоминает, как за первыми днями жизни своего ребенка они с мужем наблюдали со слезами: Дамиру приходилось познавать мир под землей, в бомбоубежище, без свежего воздуха и в постоянной опасности. Несмотря на это, убежище никто покидать не решался. Как рассказала женщина, решение эвакуироваться приняли вместо них.
В конце марта российские солдаты начали постоянно приходить в роддом: «Там были женщины со взрослыми детьми, не только с малышами. Я хорошо помню, как кадыровцы говорили тем детям, что подарят им автоматы и они „будут защищать свою родину — Россию“. Приносили им коробки со сладостями, чтобы перед камерой показать, как они нас „спасают“».
Мариупольчанка говорит, что им приходилось вынужденно говорить на камеру. «За две буханки хлеба у нас брали интервью. Там никто разрешения не спрашивал, просто приходили с автоматами, садились на кровати, где спят женщины и дети, и спрашивали: „Что вы чувствовали, когда рожали?“» — рассказывает она.
По словам Анастасии, российские военные настаивали, чтобы они эвакуировались в Донецк. Настя вспоминает, что никто не соглашался ехать, но их согласие оккупантов не волновало.
«На фильтрации люди писали, что они соглашаются с этой „операцией“, что они любят Путина и, конечно, благодарят за „освобождение“. Я потом говорила с теми, кто выбрался, я знаю, что все эти люди писали такие комменты не по собственному желанию, а просто чтобы выжить. Одна женщина сказала, что она не умеет писать. Они направили автомат на ее сына. Конечно, она написала», — рассказывает она.
Фильтрацию Настя проходила вместе с мужем, сыном и братом. С остальными членами ее семьи связи не было.
«Это были такие какие-то „двойные стандарты“. Моего брата не заставляли проходить фильтрацию, потому что он ребенок, а меня с двухнедельным малышом на руках проверяли минут 20. Предлагали смесь, подгузники, спрашивали, что нужно. Ну, то есть прийти, уничтожить все, а потом: „Хотите памперсы?“» — вспоминает с нескрываемым сарказмом она.
Мужа Насти проверяли несколько часов.
«На него давили и требовали признаться неизвестно в чем. А потом ему начали говорить, что им очень жаль, что его жена пойдет пешком с малышом к „русне, без машины, потому что своего мужа она больше не увидит“», — рассказывает она.
«Кричала: „Расстреливайте меня, но мой сын никогда не будет причастен к России“»
В итоге супругов отпустили. На границе с Таганрогом появилась связь, и они смогли связаться с родителями, которые на тот момент находились в Урзуфе возле Мариуполя. После того как их разлучили во дворе роддома, родителей Насти прооперировали в больнице. Их состояние здоровья оставалось неудовлетворительным, однако они решили уехать из города и искать своих детей.
«У мамы был стресс, потому что мы оказались в России, но мы объясняли, что просто не было другого выбора. Дальше договорились, что, как только мы пересекаем границу между Россией и Европой, мама с отчимом будут выбираться в Украину, а потом к нам, в Европу», — говорит женщина.
После пересечения границы к семье Насти приставили полицейского, который следил за ними и должен был «склонить к сотрудничеству». Он склонял семью сделать ребенку российское свидетельство о рождении. Чтобы избавиться от его присутствия, супруги пообещали, что так и сделают.
«Какая мама захочет сделать свидетельство о рождении в России? Никакая. Но мы, к сожалению, не знали, что это все настолько серьезно, если честно. И на границе они именно из-за этого и не выпустили нас, — рассказывает Настя. — Мы нашли главного на той таможне, начались споры. Думаю, что люди, которые там находились, запомнили это на всю жизнь. Когда Влад вернулся от него и сообщил мне, что нас не выпускают, потому что у нашего сына нет свидетельства, я пошла туда сама. В том состоянии мне уже, на самом деле, было все равно. Я кричала, что „расстреливайте меня, но мой сын никогда не будет причастен к России“. Я кричала, что я рожала своего ребенка под взрывами, когда меня убивала Россия, не для того, чтобы ставить ему клеймо».
В тот день семью Насти не выпустили, но посоветовали ехать на границу между Беларусью и Россией. Из Беларуси мариупольчане добрались до Польши. Несколько дней они находились там, приходя в себя и планируя дальнейший маршрут. Через неделю они доехали до Роттердама, где и живут до сих пор. По словам Насти, даже там, в конце маршрута, она не почувствовала покоя.
«Все очень плохо. Я это понимаю. Не может быть ничего хорошего, пока война у меня дома, в Украине. Мой город оккупирован, он никогда не будет таким, каким был. Я верю, что Мариуполь вернут, но это уже будет другой город. С болью, с трупами, с погибшими, со страшной памятью. Мой город, который я любила, исчез навсегда. Дети умирают и дальше», — говорит она.
Сейчас Настя занимается гуманитарной помощью, недавно, к примеру, помогала волонтерской семье, которая усыновила четырех детей. Мама умерла от онкологии, а отец от них отказался.
«История никуда не исчезнет, Россия не сможет ее переписать. Мой сын будет знать, при каких обстоятельствах он родился и через что мы прошли в Мариуполе. Это будет и в сети, и в фильмах. И я считаю, что если я жива, то я должна об этом рассказывать», — с такими мыслями сейчас живет Настя.
Читайте также
