Ровные, без единой естественной преграды Приморские степи Запорожской области — очевидно слабое место обороны российской оккупационной армии, перспективная площадка для очередных «трудных решений» командования армии РФ. Населённые пункты Токмак, Орехов, Васильевка то и дело мелькают в сводках украинского наступления, «сухопутный коридор в Крым» вдоль Азовского моря насквозь простреливается ВСУ, цели в Бердянске и Мелитополе раз за разом накрывают ракеты. Люди Юга Украины склонны воспринимать оккупацию как временный процесс, который неизбежно закончится. А значит, уже сейчас следует планировать хотя бы какое-то подобие нормальной жизни, которая будет продолжаться на этой густо заминированной и изуродованной территории. Корреспондент «Спектра» собрал информацию с мест и поговорил с главами нескольких небольших городов Приазовья, чтобы понять, что сейчас происходит пока ещё в тылу российской армии и в каком состоянии этот край может достаться Украине.
Приморская часть Запорожской области была захвачена российской армией очень быстро, часто на второй-третий день вторжения, на месте к тому моменту остались все — от сотрудников налоговой службы и полиции до городских депутатов и мэров. Работать с российскими оккупантами в итоге стали чуть больше трети государственных служащих.
Сегодня, после почти полутора лет оккупации, большинство руководителей городов находится на подконтрольной Украине территории. Городские советы разделились: часть депутатов смогли перебраться на свободную Украину, часть выехала в Европу, часть осталась при своих домах. При этом в оккупированных городах и селах военные администрации в лице избранных мэров сохраняют украинскую власть. Военные администрации содержат также украинские школы, в которых дистанционно учатся разбросанные по свету и оставшиеся в оккупации ученики, платят заработные платы в гривнах оставшимся в оккупации специалистам — врачам, медицинским сёстрам, работникам коммунальной сферы.
«Не думайте, что ваши дома уцелеют»
Множество историй о протестах в небольших городках Запорожской области заслонило собой гражданское сопротивление большого и заметного Херсона, где украинские флаги висели до мая, до лета полноценно работала местная мэрия, все коммунальные службы и украинская банковская система. Однако за этими множественными украинскими историями теряется общая картина беспомощности российской армии — у неё просто не оказалось сил и средств, чтобы контролировать такое большое пространство на юге Украины. Не хватало не только боевых подразделений для контроля территорий — отсутствовали планы на случай затяжной оккупации, кадры для оккупационных администраций, карательных органов, социальных служб, новых, уже «российских», школ…
В результате населённые пункты юга Украины долго не могли взять под административный контроль: все силы были брошены на Мариуполь, а на блокпостах месяцами стояли одни лишь вооруженные группы мобилизованных в «ЛДНР» — без связи, без чётких инструкций и понимания задач. Бросаются в глаза и «технологические решения» российской армии: так, например, в сельской местности того же Бериславского района Херсонской области с марта по октябрь 2022 года были просто отключены электричество и мобильная связь, а населению было запрещено передвигаться между сёлами и покидать территорию. Информационный вакуум и стрельба на дорогах якобы помогали «стабилизировать территорию» и держать под относительным контролем сопротивление.
Наиболее сильным сигналом о намерениях оккупантов стал взрыв в Херсонской области насосов Каховского водовода, которые гнали воду в сторону Запорожской области — уже захваченных полей вокруг Бердянска, Приморского, Мелитополя. То есть ещё весной 2022 года, более чем за год до взрыва Каховской ГЭС, оккупанты отключили подачу воды из Днепра по ещё советским ирригационным системам. Бетонные оросительные каналы не выживают без увлажнения, они трескаются от жары, один сезон без воды под палящим солнцем выводит из строя всю систему полива. Фермеры Приазовья провели без воды из Днепра уже два летних сезона.
Кроме того, мэр территориальной громады села Софиевка Запорожской области Станислав Захаревич рассказал «Спектру», что прошлой зимой оккупационные власти на его территории разрешили всем желающим рубить на дрова ветрозащитные лесополосы между полями (которые и так вырубались российскими военными для строительства оборонительных сооружений). Мало того, новая оккупационная администрация разрешила сжигать поля после сбора урожая, хотя в этих местах всегда боролись с экологически вредной практикой поджога сухих полей. Иными словами, разрушаются основы экономического уклада степных районов Украины. Коллаборанты тайно жалуются соседям, что россияне будто бы готовятся полностью разрушить всю инфраструктуру в случае вынужденного отступления с территорий. Так это или нет, но пока для всех местных очевидно, что русские в Запорожской области уничтожают всё, до чего могут дотянуться.
Станислав Захаревич, молодой мэр Софиевской громады, находился в оккупации три с половиной месяца. Из них один месяц провел «на яме» (то есть в тюрьме) у россиян. «Меня забирал в плен начальник уголовного розыска МГБ ДНР Андрей Горбунов, — рассказывает Станислав. — Меня держали в заключении в 57-й колонии города Бердянска, там несколько корпусов. Один раз они меня заставили пройти в корпус, который, видимо, раньше был административным: здание с очень хорошим ремонтом. Колонию контролировала часть Росгвардии в 150 человек, но конкретно в этом корпусе никто из них не жил. И, когда меня завели в здание, я увидел, что там всё разбито — побиты зеркала, перевернуты шкафы, вырваны унитазы… Один унитаз, извините, был полностью засранный и забитый ещё чем-то сверху. Я не стал, конечно, задавать им вопросы, но они там находились с четвертого дня оккупации, и этот чудесный корпус они не использовали, а при этом просто тупо его уничтожили! Я просто не понимал — для чего?! Даже этот унитаз сохранившийся никто не пробовал привести в нормальный вид».
«Мне [на допросах] говорили про денацификацию и демилитаризацию, про Зеленского, про то, что им все дозволено и они выполнят любой приказ, — рассказывает «Спектру» мэр городка Молочаевск Ирина Липка. — Я говорила с ними очень много, в разных форматах, меня склоняли к сотрудничеству очень упорно, я ещё и 24 суток там в заключении просидела… У них в крови ненависть к нам, они будут добиваться своих целей любыми способами, а если не получится, то знаете, как говорят: «Что не съем, то понадкусываю». Они испортят всё, до чего дотянутся, — мы это уже видели в Херсоне, где была расстреляна даже невоенная техника. Наш Молочаевск находится на пути от Токмака к Мелитополю, и они там всем говорят сейчас: «Когда будем отходить, всё уничтожим! Вы не думайте, что ваши дома уцелеют!»
Сейчас эти мэры Софиевки, Молочаевска и других городков распределяют бюджеты, платят зарплаты врачам и коммунальщикам на оккупированных территориях, содержат школы в изгнании, которые дистанционно учат детей их родных территориальных громад. Эти люди не пошли на сотрудничество с россиянами и в первые месяцы оккупации смогли перебраться через линию фронта, через дорогу на Васильевку. Теперь они удерживают в своих местах украинскую власть и знают в лицо каждого коллаборанта.
О том, как удерживают украинскую державу в оккупированных местах украинские мэры, ходят десятки удивительных историй. Вот одна из них — она произошла в Камыш-Зоряньской территориальной громаде.
Громада находилась рядом с дорогой на подконтрольную территорию Украины в районе Пологи — Орехов: через него (как и через село Васильевка Запорожской области) до октября 2022 года существовал проезд для гражданских машин через линию фронта. Камыш-Зорянська громада пользовалась этим, отправляя брендированные желтые школьные автобусы на украинскую сторону за гуманитарными грузами. Местная администрация сделала в одном из автобусов тайник, в котором регулярно перевозили 15 миллионов гривен наличными на выплату пенсий в районе. Деньги фасовались в памперсы. Эти памперсы, начинённые гривнами, развозили тем же школьным автобусом по конкретным адресам. Пенсионеры ещё и расписывались о получении денег в специальной ведомости.
Эту историю нам рассказал Игорь Гнатуша, глава сельского совета Камыш-Зорянськой территориальной громады Пологовского района Запорожской области. Кстати, Гнатуша выдавал пенсии своим старикам до августа 2022 года — и система работала без единого сбоя или хищения. В других населенных пунктах, более приближенных к крупным гарнизонам оккупантов, делали то же самое, но до августа не дотянули — кто до апреля, кто до июля. Сам Гнатуша пояснил, что «спецоперация» по доставке украинской гуманитарной помощи и раздаче пенсий шла так долго, потому что до определенного времени российские оккупанты смотрели на партизанщину местных украинских властей сквозь пальцы. Возможно, им просто не хватало собственных ресурсов для содержания захваченных территорий и населения.
После августа 2022 года пенсии наличными выдавать перестали — теперь их можно получить на карты украинского «Ощадбанка» при условии, что пенсионер умеет пользоваться смартфоном и электронным кабинетом в приложении банка.
Конец чернозёма
Война пришла в Запорожскую область откровенно не вовремя, на фоне ожидания больших экологических перемен вследствие глобального потепления. Ещё до прекращения орошения местных полей водой из Днепра в 2022 году и подрыва дамбы Каховского водохранилища в 2023-м Украина превращалась в маловодную страну: из-за изменения климата знаменитые украинские чернозёмы выветриваются с пылью и должны исчезнуть ещё при жизни нынешнего поколения. Для Запорожской области главным вызовом становилось опустынивание: в течение 10 лет знаменитые Алешковские пески могут распространится на весь юг Украины и дойти до Мариуполя.
Кто не знает, Алешковские пески — это настоящая пустыня, расположенная в 30 километрах от Херсона, занимает она чуть более двух тысяч квадратных километров. Это самая большая пустыня в Европе и возникла она вследствие непродуманной эксплуатации земель человеком — ещё в XIX веке ее не было. В Херсонские степи тогда завезли миллионы овец, которые местами уничтожили весь растительный покров. Потом, чтобы сдержать опустынивание, здесь высадили рукотворные хвойные леса. Из Херсона сейчас с великой болью наблюдают за тем, как они массово горят на левом берегу Днепра в ходе продолжающейся российской агрессии.
В конце июня в Киеве прошла экспертная конференция Ассоциации «Украинской миротворческой школы», посвященная югу Украины, под названием: «Вызовы после оккупации». Там была и экологическая панель с уважаемыми спикерами: это заместитель директора Института географии НАН Украины Сергей Лисовский, завотдела этого же института Роман Спиця и директор Национального антарктического научного центра Евгений Дикий. Дикий, как это бывает в Украине, не только возглавляет научный центр, но и известный ветеран: в 2014 году командовал ротой в батальоне «Айдар».
В ходе дискуссии ученые говорили, например, о том, что восстановить огромное Каховское водохранилище просто невозможно: после окончания военных действий строительство заняло бы не один год. Естественное восстановление описанного Гоголем и затопленного в 1956 году Великого луга тоже невозможно — он формировался тысячелетиями. По словам ученых, все решения по Каховской ГЭС будут плохие — и, возможно, из всех вариантов придется выбирать наименее плохой.
По осторожному мнению Евгения Дикого, в ходе отстройки ГЭС можно было бы восстановить старое русло Днепра с несколько повышенным уровнем воды, чтобы по нему мог идти водный транспорт. Площадь же нового водохранилища не должна сильно превышать площадь естественного русла. А Днепр как реку в нижнем течении надо кропотливо искусственно реконструировать — само ничего не восстановится.
Кстати, начало этому сценарию уже положено: частичные локальные решения осуществляются на подконтрольной Украине территории — так, например, началось строительство отдельного водовода от реки Ингулец к Кривому Рогу. Раньше Кривой Рог получал воду из Каховского водохранилища.
Кто останется на месте?
Говорили географы не только о реках, но и о людях. Вернее, о страшном феномене: по наличию воды на километр поверхности Украина во всех рейтингах опускается. Но по количеству воды на душу населения она держится на приемлемом уровне, потому что людей в стране становится всё меньше…
Действительно, что делать с населением после освобождения страны — главный вопрос для украинского общества. Современное сельское хозяйство при новых технологиях вполне обходится минимумом людей. А пример Крыма показал, что современное сельхозпроизводство существует и без древних советских каналов и методов орошения — агрокультуры просто заменяют на более неприхотливые, привыкшие к дефициту воды. А рентабельность у частных фермеров всё равно сохраняется.
Но вот восстанавливать без людей нормальную жизнь и демократическую власть в общинах действительно невозможно. Юг Украины потерял до 50% своего довоенного населения и сам получил, в свою очередь, новых переселенцев из числа бежавших из Херсона коллаборантов, потянувшихся к морю россиян и задержавшихся в том же Бердянске беженцев из Мариуполя. На фоне оттока проукраинского, мобильного и преимущественно молодого населения «приезжие» из России и Херсонской области выделяются вполне отчётливо: они, как правило, активны и находятся у власти (или рядом с ней). РФ выдает бывшим жителям Херсона и 15-километровой полосы вдоль Днепра жилищные сертификаты, номинала которых часто бывает достаточно для покупки квартиры в небольших городах Свердловской, Ленинградской или Псковской областей РФ. Но этого номинала тем более достаточно, чтобы купить квартиру в оккупированной Чаплинке или Мелитополе — ведь «Россия же здесь навсегда»? Это удивительно, но находятся люди, уже однажды бежавшие из Херсона и теперь переезжающие под контроль российской армии к Азовскому морю: они обычно агрессивно отстаивают свои убеждения и потому особенно заметны.
При освобождении территорий к остальным проблемам, безусловно, добавится нехватка людей. У глав военных администраций городов и сёл нет сомнения, что к половине проукраинских беженцев присоединятся еще 15−20% укатившихся в РФ «колобков» (так здесь обычно зовут коллаборантов) и их близких. Напоминаем, что коллаборант — это лицо, осознанно сотрудничающее с оккупационной гражданской или военной властью в ущерб собственному государству. После полномасштабного вторжения России в украинском законодательстве усилили ответственность за сотрудничество с российской властью: с 15 марта 2022 года изменникам, согласно ст. 111−2, грозит от 10 до 15 лет лишения свободы.
От 10 лет грозит любому сотруднику оккупационной администрации, всякому, кто предоставлял российским солдатам кров, еду, передавал любые материальные ресурсы, делился информацией о ВСУ, выполнял поручения оккупационной власти, просто занимался публичной агитацией в пользу агрессии РФ в социальных сетях или на улице. Отдельно выписаны основания для наказания для организаторов референдумов, любых «акций политического характера» и любых деятелей образования по российским программам.
Представить себе, что все эти десятки тысяч коллаборантов будут реально наказаны, непросто: у Украины просто нет столько мест лишения свободы. Впрочем, они вряд ли и понадобятся: коллаборантов потому и зовут «колобками», что при приближении ВСУ они массово «катятся» — бегут. Хотя не успевших убежать, одиноких пособников оккупантов в Херсоне, Изюме и Купянске уже действительно судят и дают большие сроки. А известных российских администраторов судят заочно: к примеру, ВРИО губернатора Запорожской области Евгения Балицкого украинский суд приговорил по максимуму — к 15 годам лишения свободы.
Одним словом, на освобождённых территориях Украины останутся в основном незапятнанные, пережившие всё, дезориентированные, запуганные обыватели, как правило, уже со вторыми российскими паспортами. Перед ними стоят одни и те же вопросы: кого они могут выбрать себе в качестве местной власти? Когда реально можно будет провести на этих территориях первые полноценные выборы? Когда на них вернётся хотя бы часть выехавшего населения?
Эти вопросы — признак полной неопределенности. Никто не понимает, сколько проукраински настроенных людей вернется в свои города после освобождения. Жители Мариуполя массово говорят, что не хотят больше «жить на кладбище», люди, олицетворявшие город до оккупации, собираются работать там вахтовым методом, живя в вагончиках, — в первую очередь потому, что никто не понимает, как могут их дети вернуться в школы, где будут продолжать преподавать те же учителя математики и физики, которые ещё недавно держали в классах портреты Путина. Никто не понимает степени инвалидизации городских общин после войны. Все просто знают, что объём работы предстоит огромный, на десятилетия.
Именно поэтому любые руководители с временно оккупированных территорий считают, что местные выборы проводить нельзя минимум три-пять лет, а вот киевские эксперты уверены, что выборы будут, потому что продолжения демократического процесса будут требовать Европа, доноры и под этим давлением местные выборы начнутся очагами — от отдельных сёл к отдельным городкам, по мере готовности, по мере «выздоровления».
Школы, деньги, депутаты
«В нашей громаде до вторжения было около 25 тысяч человек, сейчас 14−15 тысяч, — говорит глава военной администрации Приморска Светлана Македонская. — В городе Приморске уехало до 50% населения, в сёлах меньше — до 30%. Уехали в первую очередь молодые семьи с детьми. 1 сентября 2022 года у них в школы пошли 400 детей, до конца года они подняли это число до 800. До вторжения у нас в школах учились 2120 детей, а в финансируемых нами сейчас украинских школах дистанционно учатся чуть больше 1100 человек».
Светлана Македонская знает ситуацию в школах досконально: до вторжения она была директором одной из школ Приморска; но её цифры в данном случае относительны и нуждаются в комментарии — часть из 800 учеников открытых оккупантами школ в то же время дистанционно обучаются и в украинских учебных заведениях. По словам Македонской, на коллаборацию с оккупантами пошли три директора школ в Приморской территориальной громаде (она включает ещё 12 сел вокруг города).
«С детьми потом будет большая беда, — замечает Светлана. — Во-первых, буллинг, во-вторых там столько российских военных в школах сейчас детьми прикрываются, дают автоматы им в руки, проводят разные мероприятия с ними… Мне рассказывают, что многие ученики уже говорят словами российской пропаганды, которую им втирают, в сентябре их заставляли трижды в день на уроках гимн РФ петь…»
«"Колобкам" поначалу сумасшедшие деньги платили — и 40, и 50, и 60 тысяч рублей в тех же школах, — говорит мэр Молочаевска Ирина Липка, — а потом в январе [2023 года] вдруг перестали: в марте в Мелитополе даже протесты по этому поводу были. Сейчас платят, но меньше, урезали зарплаты — говорят, что в начале это было «поощрительные». Это мне наши люди среди медиков рассказывали».
«Понимаете, у меня врачи в громаде получают до 80 тысяч рублей, а заведующие со всеми дежурствами еще и до 200 тысяч могут. Ещё они получают на карты и украинскую заработную плату, а кто пожилой — ещё и две пенсии, они там все сейчас машины покупают, никакого освобождения не ждут, заинтересованы, чтоб такая ситуация длилась и длилась, — говорит «Спектру» глава военной администрации Приморской громады Светлана Македонская. — Вот у нас заработные платы из местного и государственного бюджетов получали 860 человек, потом с 311 коллаборантами были прерваны трудовые соглашения — это что значит? Это значит, что останемся мы после освобождения без специалистов! Архитектора не будет, начальник ЖКХ у нас «колобок», вся бухгалтерия у нас коллаборанты, да еще и обокрали "сверху" городской совет…»
История бухгалтеров Приморска — особенная, её стоит рассказать. Электронные ключи от счетов обычно есть у мэра и главного бухгалтера, но мэр выехал, а главного бухгалтера оккупанты убрали. «А там вся бухгалтерия, получается, из коллаборантов, — говорит Македонская, — и они каждый себе кто 60 тысяч гривен, кто 100 тысяч на зарплатные карты перечислили. Теперь есть на этот счет уголовное дело».
Дефицит специалистов малым городам Запорожской области после освобождения действительно обеспечен. Сейчас, например, обсуждаются проблемы с кворумом городских советов — без депутатов нельзя выделить бюджетные средства, а всех депутатов «разбросало». К примеру, в одном из городов Запорожской области (мы не можем его называть в целях безопасности людей, оставшихся в оккупации) в городской совет входили 22 депутата. Шесть из них стали коллаборантами, а еще шесть находятся в Европе и голосовали дистанционно. Вместе с ними за бюджет дистанционно голосовали, сидя дома, двое депутатов, оказавшихся в оккупации. Именно после таких случившихся и не случившихся голосований в большинстве городов и громад появились военные администрации. Часто, как мы видим на примерах Ирины Липки и Станислава Захаревича, их главами становятся избранные мэры, которые теперь единолично решают вопросы о выделении бюджетных средств.
О выборах, на которых когда-то переизберут местную власть, никто не говорит — идёт только риторическая дискуссия об их дате: через год, три, пять после окончания оккупации? Временные решения предлагаются характерные: например, создавать общественные советы при главах военных администраций с обязательным включением туда всех квалифицированных местных: глав коммунальных служб, начальников полиции, ДСНС (государственная служба чрезвычайных ситуаций), руководителей общественных организаций. Власть местных военных администраций должна опираться хоть на какое-то мнение общины.
Сегодня Украина теряет не только население — уничтожаются целые города и села. Поэтому эксперты обсуждают изменения в законодательство, которые позволят легче менять административные границы громад в связи с новыми реалиями. Необходимо выработать новые законодательные подходы к вопросу миграции: людей понадобится много, и надо хорошо продумать, как и откуда их принимать. Вернуться к жизни «как до войны» точно не получится. Придется всё строить заново — с теми, кто останется.