На днях Александр Лукашенко в очередной раз раскритиковал беларусских ученых. Во время общения с рабочей группой по анализу деятельности НАН политик сначала заявил, что «с такой наукой, как у нашей Национальной академии наук, мы не ускоримся и успехов не добьемся», посетовав, что в сфере «нет монетизации исследований и разработок». А затем в ответ на предложение зампредседателя Всебеларусского народного собрания Александра Косинца поднять зарплаты ученых до уровня шахтерских возмутился: «У нас что, все на окладах будут сидеть?» С чем связана эта новая, уже традиционная, волна критики и что за ней может стоять? Над этими вопросами для «Зеркала» порассуждал ученый-химик Сергей Бесараб.
Сергей Бесараб
Беларусский ученый в области коллоидной химии, бывший сотрудник Института общей и неорганической химии НАН Беларуси. После протестов и начала войны в Украине уволился из Академии наук, а затем экстренно эвакуировался из Беларуси. Ведет свой научно-технический блог LAB-66 в Telegram.
Ничего не могу с собой поделать: как увижу, что в новостных заголовках всплывают ключевые слова «Лукашенко» и «Академия наук», сразу начинают у меня играть в голове слова песни «Товарищ Сталин, вы большой ученый / В языкознаньи знаете вы толк…». Если охарактеризовать его новый научный перформанс коротко, то получится «день сурка». В этот раз Лукашенко повторяется в своих мантрах примерно процентов на 80%. Хотя, на удивление, появились и новые тезисы.
Стал понимать темы научных работ
Первое, что бросается в глаза, — это возросший (что следует из слов самого спикера) уровень его понимания научных текстов. Похоже, что Лукашенко начал лучше воспринимать смысл авторефератов докторских. Раньше он сетовал на то, что не понимает темы работ, а следовательно, они ему (а значит, и народу, полноправным делегатом которого он себя считает) не нужны. Теперь явно читается, что темы он понял — и это, похоже, внушило ему ужас из-за их посредственности и примитивности.
Можно еще предположить, что дело не столько в примитивности тем, сколько в манере их изложения. Я очень часто слышал, да и слышу у людей, читающих беларусские диссертационные работы, претензии к тому, что в них очень мало написано «по существу». Львиную долю объема занимают странные наукообразные клише и канцелярит.
Далеко ходить не нужно: иллюстрация нашлась уже в ходе нынешнего совещания Лукашенко. Он зачитал название доклада главы Академии наук Владимира Гусакова: «Актуализированная информация о результатах функционирования НАН, подготовленная инициативно и являющаяся консолидированной позицией руководства и научного сообщества НАН». Боже, так и хочется спросить у составителя: а нельзя было просто написать «Обновленная информация о результатах работы»? Закрадывается мысль: если они разучились писать по-человечески, то способны ли они понимать человеческую речь?
Переживает за деньги
Во-вторых, глаз зацепился за фразу о том, что «наиболее финансируемые государством направления, такие как беспилотники, космос, цифровые и биотехнологии» востребованы только самим разработчиком, то есть Национальной академией наук.
Здесь имеем неприкрытое лукавство — как минимум в вопросе беспилотных летательных аппаратов. Они востребованы российскими военными для войны в Украине. И судя по всему, американские власти осведомлены о востребованности продукции Национальной академии наук гораздо лучше Александра Лукашенко, так как в августе 2024 года внесли в санкционный список, связанный с вторжением в Украину, и академический Институт порошковой металлургии вместе с его директором Александром Ильющенко. Этот институт принимает активное (если не основное) участие в создании ударных беспилотников (например, модели «Чекан»).
Если Лукашенко забыл, то я напомню, что еще и Физико-технический институт НАН значительную долю финансирования получает за счет производства и продажи боевых БПЛА и сотен образцов деталей в РФ. Притом делает это на протяжении десятилетий, о чем его директор Валерий Федосюк не стеснялся (как минимум до начала широкомасштабной фазы войны) с гордостью упоминать.
В общем, с беспилотниками Лукашенко лукавит — да и с космосом, биотехнологиями и цифровыми технологиями тоже. Их результаты востребованы как минимум СМИ и различными юмористическими шоу, которые пересказывают и истории про сомнительный йогурт Василевской (вот вам и космос), и про Беларусскую биотехнологическую корпорацию, которая, как оказалось, связана с опальным кыргызским диктатором Курманбеком Бакиевым (вот вам и биотех).
Хотя эти отрасли по востребованности могут, конечно, только позавидовать «цифровым технологиям». У которых даже невооруженным глазом видно изменение уровня после 2020 года (когда отрасль, предположительно, «очистилась от неблагонадежности»). Как из рога изобилия сыпанули и фразы Лукашенко о том, что он стоял у истоков ИИ, и новости про ГОСТ для ИИ, про голосовой ассистент на базе ChatGPT, про суперкомбайн с ИИ, и даже про ИИ-куклу. Даже подумать страшно, что появится завтра.
Немного портит общую картину разве что свежая идея отключить научным сотрудникам НАН доступ в интернет. Но это, по мнению главного ученого секретаря НАН Василия Гурского, дело поправимое и «находится на рассмотрении в подразделениях».
Забеспокоился о наследии
Пункт третий из спича Лукашенко — «а ведь хочется побыстрее». Оно и понятно: на четвертом десятилетии правления хотелось бы увидеть, как благодаря твоей мудрости страна стала научной Меккой. Но увы, нет. Так это не работает.
Можно хоть пятьдесят раз сказать, что твой сын биолог и химик, которому «нечего делать в вузе» (заметьте, кстати, сразу после этого еще один скороспелый вундеркинд экспромтом стал министром образования), — но результатов как не было, так и не будет. Как я писал когда-то, «наука — это долго». Фундаментальные открытия могут ждать признания десятилетиями. Примеров тому масса. Питер Хиггс предсказал свой именной бозон в 1964 году, а Нобелевскую премию по физике получил после подтверждения на Большом адронном коллайдере спустя 49 лет, в 2013 году. Уиллард Либби, который проводил свои исследования по радиоуглеродному датированию (без которого археология просто была бы невозможна) в 1940-х годах, получил Нобелевскую премию только спустя 20 лет, в 1960-м. Наконец легенда, Барбара Мак-Клинток, фундаментальный вклад которой в биологию даже сегодня, на мой взгляд, не полностью оценен. Она начала свои работы по изучению транспозонов в 1940-х годах, а Нобелевскую премию получила лишь спустя 40 лет, в 1983 году. И таких примеров много. Длительность признания открытий связана с необходимостью их валидации научным сообществом.
Косвенно с предыдущим тезисом связана и идея Лукашенко про «собрание академиков и членов-корреспондентов», которые должны что-то там продвинуть и изобрести. Как будто подразумевая, что эти лица являются некой представительной группой, которой вся наука делегирует право выступать за себя. Но это ошибка. Если бы был возможен какой-то «тайный гость» в стенах институтов НАН, то он давно бы донес о том, что самое популярное мнение сотрудников звучит как «если Президиум вдруг возьмет и исчезнет со всем содержимым, то заметят его отсутствие только через пять лет».
Так называемые академики и приравненные к ним лица давно уже несут сугубо декоративную функцию. Де-факто это такие свадебные генералы, но де-юре именно они формируют научную повестку. Это грустно и смешно. Потому что какой-то мир седых умудренных аксакалов, которые творят изобретения и двигают цивилизацию вперед, существует только в голове одного человека.
На самом же деле наука делается руками аспирантов и постдоков. Множество обладателей Нобелевских премий получили эти премии уже тогда, когда выполняли в своих учреждениях сугубо консультационные и менторские функции. Помните известное «Если бы молодость знала, если бы старость могла»? В западном академическом мире объединить приятное с полезным можно. Молодые сотрудники задают тон, старшее поколение его пытается продвигать и поддерживать, прикрывая своим крылом будущих нобелевских лауреатов.
Где найти точку роста?
Едем дальше. Еще один посыл Лукашенко: «Нам нужны прорывные технологии». Ясно, они всем и везде нужны, ибо существенно изменяют существующие процессы, продукты или рынки, создавая новые возможности и ускоряя прогресс в экономике, науке и обществе. Но, как следует из предыдущего пункта, не получается.
Предложу небольшой лайфхак. В Президиуме НАН об этом не скажут, но ведь прорывные технологии могут быть и с отрицательным знаком. Оглядываться на цивилизованный мир уже не нужно: из-за войны мир по максимуму отмежевался от Беларуси. Концы несколько дней назад обрубил даже ЦЕРН. Теперь можно игнорировать любые вещи, любые международные соглашения. И делать это особо не задумываясь. Ждет не дождется своей реализации куча запрещенных в мире технологий. Тут и клонирование человека, и генные модификации эмбрионов для репродуктивных целей, и создание химер — гибридов человека и животных, и геоинжиниринг, и контроль поведения с использованием нейротехнологий, даже биопиратство, в конце концов.
Задействуя науку в таком режиме, Беларусь могла бы превратиться в аналог планеты Тлейлакс из вселенной «Дюны». Стать этакой квинтэссенцией глобального технологического зла вместо посмешища, которым является сейчас. Если бы у этого режима были достаточно эрудированные и изобретательные советники, то он мог бы, конечно, не обелить себя, но хотя бы войти в историю как неоднозначный.
Увы, отсутствие творчества и воображения сквозит во всем. Начиная от диссертаций, на ⅔ заполненных клише и канцеляритом, и заканчивая темами поисковых научных работ. Добрых гениев не получилось, и у меня большие сомнения, что получатся хотя бы злые.
Вернусь к мысли, которую уже озвучивал: науку делает не стадо безмолвных, но обширно дипломированных баранов, науку делают талантливые единицы. Свободные, смелые, авантюрные и просто не знающие, что «так делать нельзя». От вечно насупленных «ученых бюрократов» дивиденды будут только в виде воровства-кумовства, в редких случаях — в способности заимствовать устаревшее и с грехом пополам его копировать. Но из-за чудовищно испорченной репутации Беларуси надеяться на то, что сюда приедут какие-то адекватные визионеры и лидеры научных мнений, — глупо и совершенно инфантильно.
Варианты есть. Можно просто отбросить эти пацанские желания вечно играть в войнушку и вместо дронов и ремонта/продажи оружия в страны третьего мира переориентировать науку, например, на sextech (сферу по разработке технологических решений для удовлетворения сексуальных потребностей). Теневая область, редко фигурирующая в новостях, — но тем не менее собирающая в себе самые прорывные разработки в области робототехники, материаловедения, химии функциональных материалов, генеративного искусственного интеллекта. Тем более какие-никакие, а наработки у беларусов уже имеются (про куклу с ИИ я уже упоминал). Make love not war, лучше понять это поздно, чем никогда.
Всем пора на выход?
В завершение вишенка на торте. Фраза Лукашенко о том, что «я не хочу, чтобы руководители Национальной академии наук и присутствующие здесь ученые думали, что мы готовим какие-то действия против Академии наук. Нет».
Не люблю давать мрачные прогнозы, но в который раз упомяну аналитика Сергея Чалого с его советом «слушать, что говорит Лукашенко». Шуточный закон Мерфи гласит: «Если что-то плохое может случиться, то оно обязательно произойдет». Все 30 лет правления политика — живая иллюстрация этому тезису. Так что, как ни прискорбно, но, похоже, всем сотрудникам Национальной академии наук следует начинать собирать свои любимые кружки в коробочку и обновить наконец старое резюме на сайте вакансий.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
Читайте также
