Сегодня, 5 мая, православные беларусы празднуют Воскресение Христово. Между тем Беларусская православная церковь подчиняется РПЦ, которая поддерживает войну в Украине. Как в таких условиях ходить в храм? Как быть с «ценами» и кто должен содержать священника? Возможна ли своя независимая беларусская церковь? Эти и другие вопросы «Зеркало» задало главе литовского экзархата Константинопольского патриархата Иустину Кивилоо. Именно под его начало перешли двое беларусских священников, основавшие свой приход, соцсети которого власти уже успели признать «экстремистскими».
«Тут вопрос к священнику, который Лукашенко принимает. Он должен спросить: „Исповедоваться не хотите?“»
— Вы интересовались политической ситуацией в Беларуси раньше? Было ли у вас какое-то общение с нашими священниками?
— О том, что происходит в вашей стране, особенно эти последние четыре года, я знаю из новостей. Личных связей с людьми до последнего времени у меня не было. Ни одного священника из Беларуси я не знал. Первые знакомства были здесь (в Вильнюсе. — Прим. ред.), когда я увидел отцов Георгия Роя и Александра Кухту. Когда я слушаю, что происходит с ними, думаю, как такое вообще возможно? Все-таки XXI век, вроде бы все должно быть иначе.
Но власть в Беларуси и России получили люди, которые, можно сказать, в духовном смысле больны и думают только о себе. К сожалению, у них такая возможность есть. Однако я не считаю, что в этом заслуга лишь только того, кто пришел к власти. Один он ничего не может делать, ему нужны помощники или хотя бы равнодушные, которые не будут мешать. Как говорят, зло выигрывает тогда, когда хорошие люди молчат и бездействуют. Поэтому в Беларуси и России они [Лукашенко и Путин] использовали эту возможность делать то, что делают. Да, они виноваты. Но и те, кто позволил это, тоже ответственны.
— В Беларуси некоторые священники высказались по поводу насилия в 2020-м, а Лукашенко заявил, что они «занялись политикой». На ваш взгляд, священник может быть вне политики?
— Я так понимаю, что политикой считается только, когда ты против, а когда аплодируешь, тогда это не политика. Как возможно жить вне ее, когда она есть и священник тоже гражданин страны? Конечно, по православным канонам, он не имеет права быть избранным, вступать в партию и так далее, но иметь личное мнение может. Ну и священник не должен молчать, если творится несправедливость. Когда людей бьют и просто так сажают в тюрьму — это уже не политика. Когда людей на войне убивают — это тоже не политика.
Для меня довольно ясно: священник видит, что властитель поступает неправильно с точки зрения Евангелия, он должен сказать об этом. Но, к сожалению, есть вероятность, что будут последствия. Пример — Иоанн Креститель, которого убили за критику властей. К этому нужно быть готовым.
Я не за мученичество, это очень крайний случай, но если хочешь быть честным, говорить нужно. Что и сделали литовские и беларусские священники. Они не были согласны с главами РПЦ, которые оправдывают и благословляют войну (а церковь не может никогда быть за войну). Их лишили сана и запретили служить.
И Константинопольскому патриарху Варфоломею было очень просто восстановить их, так как решение Московского патриархата — это просто политика. Теперь они служат, слава Богу. И у людей есть возможность приходить в церковь и молиться, не идя против совести. Ведь если священники идут против совести, то выходит, что и миряне, верующие люди тоже должны. Возникает конфликт.
— Между тем Лукашенко приходит в храм на Пасху. Человек, который на стороне России в войне, поддерживает убийства. Это как минимум удивительно. Я не понимаю, как тот же митрополит в принципе пускает его туда. Что вы скажете по этому поводу?
— Каждый грешный может прийти в церковь, для этого она и есть. В христианстве есть история Марии Египетской, которая была блудницей и фактически из-за своей грешной жизни попала в Иерусалим с паломниками. Там она попыталась войти в храм, но не смогла. Бог поставил перед ней невидимую преграду. И она молилась перед иконой Богоматери возле церкви, чтобы Бог простил ее грехи. И Бог простил. После этого она изменила свою жизнь. По-моему, это пример для каждого.
Не знаю, приходит Лукашенко туда как верующий или по протоколу, чтобы себя показать. И тут вопрос к священнику, который его там принимает. Он должен спросить: «Исповедоваться не хотите?»
— Так Лукашенко же еще и выступает в церкви.
— И это интересно, конечно. А он богослов?
— Нет.
— Я не могу согласиться с такими вещами. Понимаете, у священников в этом смысле очень большая ответственность. И вопрос не в той персоне, о которой мы сейчас очень много говорим. Священник обязан заниматься душой каждого прихожанина, не важно, президент он, кассир в магазине или директор завода. Он перед Богом отвечает, делал ли достаточно для души конкретного человека, чтобы он или она спаслись? И если мог, но не делал, тогда у него будут сложности.
«Когда спрашивают, сколько стоит крещение… Ни у кого в мире нет столько денег»
— Буквально месяц назад беларуска в социальных сетях возмутилась ценой за отпевание покойного. Есть такие прайсы также и на крещение, венчание и другие требы. Как вы относитесь к тому, что в церкви установлены суммы пожертвований за то или иное действие?
— Я знаю, что такое есть в разных церквях. Не только в православных и, наверное, не только в Беларуси. Знаю, что бывают просто ужасные случаи, когда сумма даже зависит от курса доллара.
Ясно, что у прихода есть свои затраты: свет горит, кто-то должен убирать и так далее. Но в идеальном мире священник даже не должен быть в курсе, кто и сколько жертвует и за что. Просто говорить: «Скарбонка вон там». И человек уже сам кладет по возможности и по совести. Я за это.
А когда спрашивают, сколько стоит крещение… Ни у кого в мире нет таких денег. Это стоит нашу вечную жизнь. Конечно, крещение — не виза, но начало нашей вечной жизни уже здесь. И мерять деньгами такое вообще невозможно. И когда у человека нет денег, ни один священник не может отказать в крещении или в отпевании. Если он откажет, то недостоин быть священником.
Но бывает и другое. Возьмем, к примеру, венчание. Потратили много на одежду, стол, там все очень богато, а на церкви начинают экономить. Мол, у нас и так много денег идет. Так не покупайте так много водки или не берите костюм, не знаю, за 2000, может, за 300 или 500 достаточно.
— На ваш взгляд, священники должен быть нищими или богатыми?
— Богатство и нищета — это крайности. Мы православные, у наших священников есть семьи, которые нужно кормить и где-то жить. Не в аскезе, она для монахов. В Эстонии, например, был случай, когда священник не обращал внимание на то, какой у него доход — он служитель Бога. Но вместе с тем он женатый человек. Его семья терпела нищету. У детей иногда не было элементарных вещей, и они чувствовали себя плохо. Они же в школе будут говорить, мол, не идите в церковь, видите, как мы живем. Понятное дело, что о люксе речь не идет. Равновесие должно быть.
— Священник может подрабатывать на обычной работе, не связанной с церковью, или вести какой-то бизнес?
— Честный человек может честные вещи делать все равно. Но, конечно, самый лучший вариант — если приход может содержать священника. Потому что это все-таки духовное служение. Не знаю, как даже у самых лучших священников выходит переключаться.
Конечно, если у прихода нет возможности содержать священника, как достаточно часто бывает, то тогда он может работать.
К слову, люди очень часто думают, что священник пришел в воскресенье в церковь — и неделя свободна. Это не совсем правда. Он должен готовиться к службе, проводить беседы библейские, заниматься с детьми и взрослыми. То есть ты должен служить все время, не только в воскресенье.
«Даже если этот священник не самый чистый в душе, Бог работает»
— В России против действий властей в контексте войны высказались единицы священников, в Беларуси — тоже. Как вы думаете, почему промолчали те, кто каждый день читает Евангелие и служит Богу?
— Очень трудно анализировать эту ситуацию. Мне никто не угрожал, когда я что-нибудь высказывал. В Беларуси и России другие условия. Тех, кто промолчал, я в какой-то мере могу понять. Они думают о семье, о том, что умеют делать только это, у них есть финансовые вопросы, паства и так далее. Но опять-таки, как ты можешь идти против своей совести? Твоя жена, дети спросят, какое будущее ты оставил, почему ты ничего не делал, когда были возможности. Но, повторюсь, судить их или как-то оправдать я здесь не могу.
Конечно, есть и те, кто свободно с чистым сердцем говорит то, что каждому нормальному человеку просто ужасно слышать. С этими священниками… Что с ними делать? Бог судья. Он с них потом спросит.
— Как быть, если священник, например, поддерживает войну? Пытаться с ним разговаривать?
— Обязательно. Священники для этого и есть, чтобы отвечать на вопросы прихожан вообще-то и помогать им в духовном смысле. Если возникают вопросы по поводу того, что говорит батюшка, то элементарно можно задавать вопрос, как через Евангелие он может объяснить свои слова.
— Какие отношения у Константинопольского патриархата с Московским? Это вражда, нейтральная позиция и холодное отношение либо же попытки общения?
— После того как Константинопольский патриарх дал автокефалию украинской церкви, у нас нет общей Евхаристии (прекращение евхаристического общения значит, что христиане, например, Московского и Константинопольского патриархата не смогут причащаться в храмах друг друга. — Прим. ред.). Это одностороннее решение со стороны Москвы.
Но такие вещи случались и раньше. Например, то же самое было и на моей родине, в Эстонии, когда она получила независимость в 1990-х (тогда в страну вернулась Эстонская апостольская православная церковь Константинопольского патриархата. — Прим. ред.). Тогда Москва сделала то же самое — приостановила евхаристическое общение с Константинополем (правда, после переговоров общение довольно оперативно возобновилось. — Прим. ред.).
Мне трудно сказать, какое общение есть сейчас, но ясно, что патриарх Варфоломей не будет поступать как Макрон, который пробовал общаться с Путиным. Позиция Варфоломея очень ясная — критика того, что РПЦ поддерживает войну и действия российского государства.
— В Евангелие есть заповеди блаженства, одна из них говорит: «блаженны миротворцы, ибо они сыновьями Божиими нарекутся». Есть ли попытки от иерархов Константинопольского патриархата как-то переубедить верхушку Московского, чтобы они все-таки повлияли на российские власти, и остановить войну?
— Не только от иерархов. Даже те люди, кто не у власти, пытаются это делать. Я знаю примеры из Эстонии, когда прихожане РПЦ писали письма патриарху с просьбой делать все возможное, чтобы остановить войну. Но помогает ли это? Вижу, что нет. Даже хуже становится. Вот Всемирный русский народный собор во главе с московским патриархом постановил, что война России против Украины священная. Да, они будут говорить, что это не церковный собор, хотя участвовало много священников и патриарх был во главе. Но для меня это практически то же самое.
Каждый нормальный человек спрашивает, как такое возможно? У меня нет ответа, к сожалению. Но знаю одно, если Святого Духа на нас нет, то мы начинаем извращать Евангельское учение, например, оправдывая войну и репрессии.
— На ваш взгляд, Беларусская православная церковь может стать автокефальной, то есть независимой от РПЦ?
— Все возможно. Беларусь — отдельное государство. По канонам православной церкви, если есть свободная страна со своими границами, там должна быть своя местная православная церковь. Так что автокефальная церковь в Беларуси возможна. Как в Греции, Грузии и так далее. Проблем я в этом не вижу.
«Если бы Бог руководил всеми нашими действиями, где была бы наша свобода?»
— Многие беларусы пострадали от действий властей. Они не нашли справедливости, их избили, их близкие за решеткой, им самим пришлось бросить свой дом. В таком случае многие хотят, чтобы их обидчики испытали то, что и они, хотят, чтобы их наказали точно так же. Как вы относитесь к такой позиции?
— Беспредел есть беспредел. Все равно, кто его творит. Если мы будем делать то же самое, как наша совесть останется чистой после этого? Можно потерять и смысл и идею того, за что боролись. Можно стать преступником. И как тогда перед Богом стоять?
Но я не говорю, что нужно не реагировать и подставлять вторую щеку. К слову, это высказывание Христа можно воспринимать не в таком прямом смысле, а в том, что можно действовать так, как от тебя не ожидают. Когда Христос говорил о второй щеке, как мы знаем, был закон «око за око и зуб за зуб». На практике все выглядело так: если кто-то выколол другому глаз или выбил зуб, то его семья должна сама привести человека, у которого взамен могли бы выколоть глаз или выбить зуб. Христос сказал, что нужно эту цепь насилия закончить. И сделать что-то такое, чего никто не ждет. Шокировать его. Я бы сказал, это такая хитрость.
— Почему Бог не может взять и прекратить войну, остановить Лукашенко или Путина?
— Если бы Бог руководил всеми нашими действиями, как будто мы шахматные фигуры, где была бы наша свобода? Если бы он наводил порядок в мире, то это значило бы, что он забирает волю у человека.
Да, когда происходят катастрофы, когда, не увидев мир, умирают дети, возникает вопрос: где здесь Бог? Почему он ничего не сделал? Но понимаете, мир болен. Эту болезнь мы называем первородным грехом. И мы носим ее всегда с собой. Когда человечество пошло против Бога, смерть пришла в мир и первое, что случилось после грехопадения, — брат убил брата (речь об убийстве Авеля его братом Каином. — Прим. ред.). Я сейчас не ищу какого-то оправдания, это объяснение того, что происходит.
Поэтому, когда мы хотим изменить мир к лучшему, откуда должны начинать? С самого себя. Изменять себя к лучшему, тогда и мир станет лучше. Все это зависит от каждого человека. Иначе невозможно. Это как у вас — смотри в «Зеркало» и измени то, что не нравится.
— Но вот я обычный рабочий или кассир в магазине. Что от того, что я изменю себя? Разве война закончится? Разве Лукашенко уйдет, например?
— Изменится, конечно. Вот тот же Лукашенко как пример. Он же потихоньку-потихоньку стал таким. Общество развивалось так, что такой президент стал возможен.
Но я вижу тут, в Вильнюсе, беларусов, которые думают иначе. Пока они есть, всегда есть надежда у Беларуси. Нужно терпение, и постепенно придут изменения. Пусть мы пока их и не замечаем, как не замечали тех процессов [которые привели Лукашенко к власти].
В этом смысле я как священник ничего не могу больше предлагать, кроме того, что молиться, стараться самому стать лучше и как-то заразить этим других людей. Да, можно взять оружие, начинать воевать, «снимать» всякого, кто нам не нравится. Но мы знаем, что случилось в 1917 году в России. Вроде бы идея была хорошая, но в итоге вот к чему привела.
Лично я сам за эволюцию. И пока есть такие люди, как те беларусы, которых я увидел в Вильнюсе, эволюция возможна. Но дату, когда ваша страна сможет опять спокойно праздновать 25 марта, я вам не могу сказать. Я в этом смысле не пророк. Когда узнаю, дам вам знать (смеется).
— Можно ли простить тех людей, которые сделали очень много зла и несправедливости? И как это сделать?
— Можно. Думаю, это надо делать для себя. Потому что иначе ты разрушаешь только свою жизнь. Обидевшему от этого не станет ни хуже, ни лучше, а себя так можно сломать. Поэтому мир внутри себя нужно восстанавливать.
— Что вы бы сказали тем, кто потерял близких, дом, кто пострадал от властей?
— У человека в горе естественный вопрос к Богу: где ты был, когда это случилось? Знаете, есть такой рассказ. Человек смотрит на свой жизненный путь, который выглядит, как следы на песке у моря. Есть промежутки с двумя парами следов, а есть — лишь с одной. Человек обращается к Богу, указывая одиночную пару следов: «Почему в самые трудные моменты жизни ты оставлял меня. Здесь только мои следы на песке». И Бог ответил: «Это мои следы. Я нес тебя». Так что да, в какие-то периоды мы можем чувствовать себя очень-очень плохо. Но может быть, потом мы поймем, что даже в этом моменте нас несли.
Если вы считаете важным сохранение профессиональной и качественной журналистики для беларусов и о Беларуси — станьте патроном нашего проекта. Пожертвовать любую сумму можно быстро и безопасно через сервис Donorbox.
Всё о безопасности и ответы на другие вопросы вы можете узнать по ссылке.
Читайте также
