В Instagram «Зеркала» под постом о белоруске Елизавете, которую на днях изнасиловали и попытались задушить в Варшаве, успели написать больше полутысячи комментариев. Среди них есть вовсе не поддерживающие, а осуждающие ее высказывания. Ранее мы уже просили психолога-криминалиста пояснить, есть ли на самом деле вина жертв в том, что преступники выбирают их (спойлер: нет). Но что, если комментарии в духе «сама виновата» пишут не потому, что искренне в это верят? Зачем тогда? Причины этого не лежат прямо на поверхности и на самом деле симптоматичны для общества — рассуждает гендерная исследовательница Ирина Сидорская.
Ирина Сидорская
Доктор филологических наук, экспертка в области медиа и коммуникаций, гендерная исследовательница
С 1998 года преподавала на факультете журналистики БГУ, в 2010— 2020 годах там же возглавляла кафедру технологий коммуникации и связей с общественностью. Вела телеграм-канал Gender_gap. После протестов в Беларуси уволилась и уехала из страны.
В истории с нападением и жестоким изнасилованием белоруски в Варшаве много того, от чего болит.
Это и неожиданно высокая вероятность стать жертвой насилия в центре европейской столицы, и социальная незащищенность наших соотечественников-эмигрантов, в том числе частое отсутствие у них медицинской страховки, языковой барьер, затрудняющий точное понимание прогнозов и рекомендаций врачей, незнание, как работают в чужой стране полиция и суд, к кому можно обратиться за помощью, какие в принципе есть у эмигрантов права и возможности… Любую проблему легче пережить на родине — ты знаешь, как действовать, к кому обратиться, на кого можно рассчитывать, как это реализовать. В чужой стране все на порядок сложнее.
Однако что еще более сложно — это понять (и принять), почему среди откликов под материалами независимых медиа, которые рассказали про трагедию, так много негативных комментариев. Люди — и не всегда это боты на зарплате — пишут о том, что «сама виновата», «зачем шлялась по ночам», «а, видимо, она была пьяная», «похоже, эта девушка с низкой социальной ответственностью» и так далее. Причем часть таких комментариев принадлежит проживающим за границей белорусам и белорускам, которые, казалось бы, по определению должны были проявить солидарность и эмпатию к жертве. Но далеко не все это сделали.
На мой взгляд, здесь несколько основных причин. И это объективные причины, свойственные либо всем людям, либо нациям и социальным группам, которые находятся в сходных с нами условиях и примерно так же мыслят и рассуждают. То есть дело не в отдельных комментаторах и не в специфике момента.
Первая причина — это рационализация страха оказаться на месте жертвы. При знакомстве с информацией о событии и женщины, и мужчины задают себе (возможно, не всегда осознанно) главный вопрос: как не стать жертвой нападения, избиения и изнасилования, что нужно предпринять, чтобы со мной и/или с моими близкими такого никогда не произошло? Подобная перспектива очень пугает, и человек ищет обоснования, почему ему и его близким не о чем беспокоиться.
Для этого люди выдвигают защитные аргументы: потому что я не хожу по ночам в одиночестве в состоянии алкогольного опьянения, потому что я много работаю и мне в принципе некогда развлекаться, потому что я не тусуюсь по ночам в незнакомой компании, потому что я не употребляю спиртные напитки, потому что благоразумный (-ая) и ответственный (-ая)… Этими доводами они отгораживаются от произошедшего, защищают себя от вероятности попасть в такую же ситуацию. Ведь мир выглядит справедливым — если я веду себя «правильно», со мной никогда ничего подобного не случится. Плохое случается только с теми, кто «нарушил правила», кто спровоцировал своими ошибочными или злонамеренными действиями негативные последствия, а с людьми, которые «ведут себя как подобает», такого не происходит.
Таким образом, большинство из тех, кто оставил обвиняющие жертву комментарии, на самом деле писали не о ней, они писали о себе. Так они уверяли прежде всего самих себя в том, что с ними и с их близкими подобного не случится. Жертва была лишь поводом, а публичная площадка для комментариев придавала вес, легитимность их аргументам, звучавшим, повторяю, в первую очередь для самих себя. В какой-то мере это пример магического мышления: зафиксировав в письменном виде постулат о том, что жертва виновата сама, написавший (-ая) комментарий создает вокруг себя защитную оболочку, делает себя неуязвимым для потенциального нападения.
То, что мир не всегда справедлив и оказаться на месте жертвы может кто угодно, — идея, которую сегодня большинство из нас не готово принять. Ведь в таком мире сложно и даже опасно жить, а для снижения рисков должны эффективно действовать многочисленные государственные и общественные институты: профессиональная полиция, беспристрастный суд, свободные медиа, специализированные общественные организации, безопасная и дружественная уязвимым группам (в том числе вероятным жертвам насилия) городская среда, принятые и разделяемые разными социальными группами нормы поведения, развитые горизонтальные связи, солидарность и эмпатия на всех уровнях. Мы не жили в таком обществе, у нас практически нет соответствующего опыта, и не развиты институты (а те, что были, просто разгромили).
В то же время пропаганда усиленно навязывает принципиально иную картину мира: черно-белую, где все просто и понятно, где есть «друзья» и «враги», где люди поступают только «правильно» или «неправильно». В таком мире если с женщинами что-то случается, то в этом они виноваты сами — если не полностью, то хотя бы отчасти, тем, что «неправильно себя повели» — и поэтому «получили по заслугам».
Можно привести аналогию: общественное мнение не всегда спешит посочувствовать и жертвам других инцидентов, например, кражи или ограбления. «Зачем оставил машину незапертой», «почему не проверил дверь перед уходом», «а зачем выставлять свой достаток напоказ, чтобы вор точно понял, что ты человек небедный?» — такого рода комментарии тоже можно встретить, просто они реже привлекают внимание в связи с меньшей травматичностью ситуации. Но это тоже «заклинание», направленное на то, чтобы не допустить подобного в отношении самого себя.
Вторая причина — это рационализация страха оказаться на месте насильника. Неожиданно? Но именно так мыслят не только некоторые мужчины, но и часть женщин, опасаясь, что в роли насильника может выступить их сын, брат или муж. Поэтому им нужно доказать, опять же прежде всего самим себе, что они или их близкие либо никогда не попадут в подобную ситуацию, либо что виноваты не они, а сама жертва, которая их «спровоцировала своим поведением».
Здесь вступают в действие гендерные стереотипы, согласно которым мужчины, особенно молодые, всегда готовы к сексуальному контакту и могут и желают его осуществить с любой мало-мальски подходящей для этого партнершей. Они — носители мощного сексуального инстинкта, и задача женщин — регулировать этот инстинкт своим «правильным» поведением. Поэтому ответственность за сексуальный контакт в патриархатной модели возлагается не на мужчину, а на женщину, которая могла, но, вероятно, не хотела его остановить.
В отличие от принятой в западном обществе идеи объективации женщин как основы для харассмента, в постсоветской морали (опять же реинкарнируемой и усиленно насаждаемой государственной пропагандой) активным действующим лицом является женщина, которая должна уметь вести себя таким образом, чтобы предотвратить нежелательное поведение мужчины. Если не предотвратила — значит, не хотела, либо это совсем глупая, неумелая женщина, которая не может справиться со своей «женской» социальной ролью и поэтому заслуживает осуждения.
Часть мужчин понимает, что образ «мачо» перестал быть привлекательным. Но они не могут ответить себе на возникающий как следствие вопрос: а что значит «быть настоящим мужчиной» сегодня? Мир меняется, меняются нормы поведения двух разных гендеров. Каким образом меняются, в какую сторону разворачиваются тренды, определить непросто — в том числе благодаря насаждаемой пропагандой «защите традиционных ценностей», которая считывается как «защита традиционного образа жизни с четким разделением на „мужское“ и „женское“». Поэтому некоторые мужчины, отвергая саму возможность оказаться на месте насильника, упрямо цепляются за мнимую виновность жертвы.
И все эти комментарии тоже не про пострадавшую. Они про самих себя и своих сыновей, братьев, друзей.
Третья причина — это отсутствие, точнее, малая степень развития эмпатии. Эмпатия — умение заметить, правильно распознать и разделить эмоции другого человека. Это не только про негативные эмоции типа «сочувствия» и «сопереживания», но и про способность порадоваться вместе с другим, разделить его или ее позитивные эмоции.
Нам с эмпатией сложно: у белорусов и белорусок она никогда не была сильно развитой, так как мы не жили в обществе, где бы она поощрялась. Очень способствует развитию эмпатии демократический политический режим. Демократия — это не только про выборность и разделение властей, не только про свободу слова и собраний. Это и про высокий уровень межинституционального и межличностного доверия, а доверие невозможно без эмпатии.
Авторитарное государство же в ней не нуждается, так как системообразующим фактором выступает оно само в лице автократа и его структур, а эмпатия как неподконтрольное государству проявление самостоятельности и автономности людей в лучшем случае не замечается, в худшем — сознательно тормозится. В тоталитарном обществе проявление эмпатии в принципе неприемлемо: а вдруг ее будут проявлять в отношении «врагов народа».
Сейчас у нас особенный дефицит эмпатии. Сложно ее реализовывать, находясь четвертый год в экстремальных условиях. Война, непрекращающиеся репрессии против собственного народа, тюрьма и эмиграция, потеря работы и статуса, разрыв межличностных и родственных связей… Чтобы выжить, люди вынуждены «ставить на паузу» эмоции, сохранять их для самых близких, в том числе целенаправленно ограничивая медиапотребление, ведь новость о нападении и изнасиловании молодой женщины в европейской столице — это очередная мощная «травма свидетеля», когда непосредственно мы не пострадали, но пережили такие же мощные эмоции, как жертва. Редко кому удается после такого продолжать проявлять эмпатию.
Я не хочу оправдывать тех, кто пишет некорректные и жестокие комментарии. Я хочу сказать о том, что такие комментарии, к сожалению, естественны и закономерны и не исчезнут сами собой, если общество не проведет большую и нелегкую работу. Вот этим — рефлексией, просвещением, объяснениями, публичными дискуссиями, формулированием и постановкой вопросов, на которые в настоящий момент нет ответов, а также сознательным развитием своей субъектности и ответственности за происходящее — мы и должны, на мой взгляд, заниматься, чтобы перемены, к которым мы так стремимся, стали устойчивыми и необратимыми.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
