Белорусский экоактивизм, начавшись с немногих неравнодушных, к концу 2010-х дорос до одного из самых горячих трендов страны и стабильно полных залов общественных обсуждений — а затем все будто резко исчезло. Среди традиционно избегающих граждан чиновников вдруг появились сторонники активистов и общения с людьми — что уже через пару лет не помешало им уничтожить экодвижение. Аккумуляторный завод, парк Котовка, АЭС… Известные каждому истории, успевшие стать забытыми заголовками заблокированных медиа. Чтобы разобраться в прошлом, настоящем и будущем белорусского экоактивизма, «Зеркало» поговорило с Мариной Дубиной — экс-директором «Экодома», одной из старейших экологических организаций Беларуси, ликвидированной и признанной «экстремистской» в прошлом году, но продолжающей работу дистанционно.
Материал подготовлен при поддержке проекта EU NEIGHBOURS east.
«До 2020-го было негласное разделение: это можно, а вон то — политика, запрет»
— В экологическом активизме я с 2011 года, — рассказывает о себе Марина Дубина. — Начинала как локальная активистка из Бреста, а все последние годы — в «Экодоме». Это одна из старейших белорусских организаций такого плана, и у нас были разные виды деятельности: антиядерная кампания, образовательные проекты, мастер-классы для активистов и даже чиновников… И экологические права, конечно. Гражданам не нравились разные идеи: уничтожения минского сквера Котовка, постройки аккумуляторного завода возле Бреста или свиноводческого комплекса под Молодечно. Мы их консультировали, помогали в судах.
Активистка вспоминает, что в 2010-х власти и экологические инициативы научились сосуществовать, а иногда и были полезны друг другу. Но говорить об отсутствии давления в то время нельзя — просто оно выражалось в другой форме:
— До 2020-го было негласное разделение: это можно, а вон то — политика, запрет. К последнему чиновники обычно относили все, что контролировалось на уровне администрации Лукашенко. Например, АЭС в Островце, китайский индустриальный парк «Великий камень» или гостиница «Пекин» в Минске. И темы, которые изначально ими считались политическими, тот же «Чарнобыльскі шлях». Активистов, занимавшихся такими вопросами, преследовали всегда. Всему, в чем власти не ощущали для себя опасности, они не мешали и даже иногда помогали.
По оценке Марины Дубиной, экспертность белорусского экологического сообщества постоянно росла — и речь не только об активистах:
— Рост наблюдался и в организациях, и среди некоторых чиновников: сейчас система их «вымыла» из себя, но тогда мне встречались в Минприроды и небезразличные деятели, и настоящие опытные специалисты. Параллельно шла большая общественная образовательная работа — и у белорусов серьезно вырос интерес к теме.
Как экоактивизм стал трендом для всей страны
Массовое внимание к экологически дружественному образу жизни, особенно заметное в Беларуси конца 2010-х, Марина Дубина считает естественным трендом:
— Потому что это общемировая тенденция. Она начинается с себя: люди чаще читают состав продуктов, замечают количество «производимого» мусора и стараются уменьшить его — купить меньше одноразовой посуды, носить с собой экоторбу… А затем, благодаря в том числе инициативам и СМИ, все чаще начинают обращать внимание на то, что происходит вокруг них. Видят новости, как где-то опять обрезали деревья до состояния столбов, а в соседнем районе все очень хотят раздельные мусорные контейнеры. И они тоже начинают хотеть влиять на то, где и как они живут. Что будет около моего дома: шумная трасса или зеленый парк?
Так было и в Беларуси — люди начали вести диалог с властью и влиять на ее решения. По словам Марины, в условном 2018-м интерес граждан к теме уже сильно ощущался.
— Например, район Сельхозпоселка в Минске, — вспоминает собеседница. — Это путь от площади Бангалор к Зеленому Лугу и частный сектор, попавший под строительство новой линии метро. Власти планировали расширить улицу Максима Богдановича и снести часть частного сектора. Смотришь на фото с общественного обсуждения — а там полный актовый зал, не все в него могут хотя бы просто попасть. Поэтому люди стояли и требовали другое место или время для обсуждения. Для них все происходящее с родным районом было очень важным — и таких историй конца 2010-х полно из самых разных городов Беларуси. А чиновники соприкасались с реальностью.
Экоактивистка объясняет, как широкие общественные обсуждения приводили к позитивным эффектам для всех, обычных жителей и представителей власти:
— Люди хотят и готовы участвовать в экологической повестке — но им не хватает качественной информации, чиновники с ними плохо коммуницируют, не понимают требований, дистанцируются. Но эти же чиновники очень хотят получить международное финансирование проектов инфраструктуры и биоразнообразия — от Всемирного банка или Европейского банка реконструкции и развития, например. Просто так денег там не дадут — надо выполнять обязательства: улучшать законы, слышать людей, что-то делать. Здесь срабатывают активистские организации, накопившие экспертный опыт: помогают с информацией людям и объясняют их права, входят в рабочие группы министерств и лоббируют необходимые улучшения. Это процесс, от которого в конечном счете выигрывали все. Конечно, случалась и имитация бурной деятельности чиновниками, иногда людям просто не удавалось отстоять свои требования — но процесс шел.
По словам Марины, люди и инициативы, набравшиеся опыта такой работы и прошедшие всю возможную бюрократию, начинали помогать с похожими вопросами другим.
— У всех вместе получался очень крутой пример самоорганизации. Модель здорового гражданского общества, — считает она.
«Это была просто зачистка всего живого, двигающегося»
Проблемы у экологического (да и любого другого) белорусского активизма, по воспоминаниям Марины Дубиной, начались еще до событий 2020-го:
— Пандемия. После ее начала организациям стало намного сложнее с точки зрения методов привычной работы. Пропали офлайн-мероприятия и акции, полностью прекратились общественные обсуждения и собрания.
Но настоящий кризис, конечно, стартовал вместе с президентскими выборами в августе 2020 года:
— Под раздачу попали все НГО, не только экологические: сейчас (июнь 2023 года. — Прим. ред.) ликвидированных и самоликвидировавшихся организаций уже точно больше тысячи. У многих еще поначалу были иллюзии, что кто-то сохранится или все это закончится проверками. Потом иллюзии исчезли. Это была просто зачистка всего живого, двигающегося, выражающего свое отношение к происходящему — а сотни активистов и организаций, в том числе экологических, делали и делают именно это. Среди политзаключенных есть и экологические активисты. Все это рассматривалось как опасные структуры: эксперты в своих областях с гражданской позицией могут связывать жителей со СМИ, делиться своим опытом, информировать, что-то делать… Чиновникам на местах пришло распоряжение зачистить — и они просто сделали это списочным образом. Не думаю, что они вдумчиво подходили к вопросу: знаю случаи, когда ликвидировали откровенно дружественные чиновникам организации.
Родной для экоактивистки «Экодом» и вовсе признали «экстремистским» — с далеко идущими последствиями для самой страны:
— Мы, в частности, занимались вопросами имплементации Орхусской конвенции, в которой участвовала Беларусь. Она многое успела дать стране — была для властей стимулом соблюдать требования доступа жителей к принятию решений и улучшения законодательства. Известные вопросы сноса Осмоловки или застройки на Цнянском водохранилище регулировала как раз эта конвенция. Сейчас общество может лишиться возможности влиять на решение таких вопросов.
Орхусская конвенция — инициатива Европейской экономической комиссии ООН, подписанная в Дании в 1998 году 38 странами. Накладывает на подписавшиеся страны ряд обязательств: информирование общественности по вопросам окружающей среды и ее участие в принятии решений, доступ к правосудию. Беларусь подписала ее в том же 1998 году: в июле 2022 года указ Лукашенко завершил участие страны в конвенции.
— «Экодом» ликвидировали в 2021 году, через год признав еще и «экстремистским формированием», — говорит Марина. — Специальный комитет, следящий за исполнением конвенциональных обязательств, признал ликвидацию организации формой преследования и потребовал от Беларуси восстановить регистрацию «Экодома». В знак протеста против такого решения власти вышли из Орхусской конвенции. Если честно, мы этого не ожидали: Беларусь обычно старается остаться в подобных проектах и исполнять какой-то возможный для властей минимум. Можно было бы сказать, что для страны такой шаг нес политические и репутационные риски, но… Разве с ними может быть намного хуже, чем сейчас? (улыбается) Финансирование проектов? Оно и так свелось к минимуму сразу после полномасштабного вторжения России в Украину при поддержке режима Лукашенко. Больше всего от выхода нашей страны из конвенции потеряли жители: они лишились доступа к защите своих экологических прав на международном уровне.
К лету 2023 года Марина Дубина констатирует разгром белорусских экологических инициатив:
— Ликвидировано уже более 100 организаций, начиная с крупных и известных. После ликвидации большинство приостановили свою деятельность. Произошел откат вот на 25 лет назад — на уровень, когда инициативы только зарождались, были неопытны и толком ничего не могли. Мы сейчас открываем список организаций, занимающихся экологической повесткой, а там… Ну, не знаю, БРСМ, «Белая Русь». Что, БРСМ начнет заниматься местами обитания краснокнижных животных? А обычный житель Беларуси пойдет в БРСМ или «Белую Русь» жаловаться на вредные выбросы от предприятия? Ему еще надо будет хорошо подумать, безопасно ли это для него.
По словам собеседницы, в то же время падает кооперация на государственном и академическом уровне с европейскими странами, у которых реальный эффективный опыт решения экологических вопросов, — и сейчас мы наблюдаем тренд, как в Беларусь приходят совместные с Россией проекты. По мнению Марины Дубиной, все это, безусловно, скажется на экологии Беларуси.
Задача сейчас — беречь накопленный опыт
Некоторым активистам и организациям пришлось покинуть Беларусь:
— Многие инициативы после ликвидации действительно прекратили свою деятельность. Часть экоактивистов ушла в правозащиту. Некоторые остались и стараются работать тихо, «не отсвечивать». Это совсем не похоже на то, что было до 2020 года, когда привлечение сторонников и внимание были главными инструментами, — но это все равно важная работа.
— Она [работа] есть и у тех, кто уехал из страны. «Экодом» продолжает информировать людей про экопроблемы и способы их решений, консультировать людей, которые к нам обращаются. В Беларуси продолжают жить люди. Сейчас они многого опасаются, но ведь и заводы расширяются, и вредные выбросы никуда не делись! У людей есть запрос на информацию. Поэтому мы делимся накопленным опытом. Рассказываем, что и как можно делать, а чего лучше не делать, как писать петиции и обращения, где искать информацию… Потому что у госорганов все равно остались обязательства, даже по нынешним законам, а у людей осталось право требовать их исполнения. Мы не можем отложить эти вопросы «до победы» и лучших времен. Перестать говорить на эти темы, потому что не время для них. Тогда можно было бы прекратить говорить, потому что пандемия, а затем 2020-й, а затем война. Мы не можем попросить подождать людей, у которых шумная трасса или вредное производство строятся под окнами прямо сейчас.
Экоактивистка ссылается на исследование, которое «Экодом» вместе с социологами провел в прошлом году:
— 31% молодежи, живущей сейчас в Беларуси, сохраняет интерес к вопросам экологии. У людей есть запрос, потому что все это тебя так или иначе окружает. И добиться чего-то, изменить окружающее — это продолжает радовать, ведь это значит, что получилось. Не обязательно что-то большое, да хотя бы раздельные мусорки в своем дворе.
«Беларусь.Моладзь.Жыве» — проект, созданный Белорусским национальным молодежным советом «РАДА» при содействии правозащитного центра «Вясна» и «Фонда домов прав человека» (Human Rights House Foundation). «РАДА» — независимая структура, по принципу «зонтика» объединяющая разные организации молодежного сектора, включая «Экодом».
Отвечая на вопрос о мониторинге, который проводят активисты, и владении информацией о реальной экологической ситуации в Беларуси, Марина Дубина объясняет — это одна из главных проблем будущего:
— После зачистки организаций активисты боятся репрессий за любую деятельность. Поэтому адекватного мониторинга на местах сейчас не происходит. Я не могу приводить какие-то данные и примеры ухудшения ситуации, потому что у меня их нет (это, кстати, тоже большая проблема и вызов для нас). Достоверных данных ни у кого сейчас нет. Например, раньше была «Ахова птушак Бацькаўшчыны» — реально экспертная организация, собиравшая много информации по вопросам биоразнообразия. Ликвидировав организацию, власти отняли у нее возможность работать, а у себя — все возможности и знания, которые имела АПБ. Это лишь один пример, таких много.
Поэтому сейчас, по мнению активистки, максимально важно сохранить накопленный ранее потенциал, чтобы однажды не начинать с полного нуля:
— И постоянно адаптироваться к новым условиям. Беречь опыт. А главное — сохранять людей. И поддерживать их столько, сколько сможем.
Читайте также
