Бывший старший следователь Андрей Остапович ушел из органов сразу после выборов 2020 года. Сначала он уехал в Россию, откуда планировал отправиться в Латвию. Но уже 21 августа Остаповича задержала российская полиция и передала сотрудникам ФСБ, которые отвезли его на белорусскую границу. Не дожидаясь белорусских силовиков, он скрылся в лесу и впоследствии перешел границу с Польшей. Там он получил убежище и основал организацию бывших силовиков, которая позже стала называться BYPOL. Но уже в январе 2021 года Андрей Остапович покинул ее ряды. Публично о причинах ухода он не сообщал и согласился поговорить с «Зеркалом» только сейчас, после вспыхнувшего на прошлой неделе громкого скандала в организации. Андрей Остапович рассказал нам о своем отношении к происходящему, о том, как возник и развивался BYPOL и как он жил последние два года после ухода оттуда (спойлер — плохо).
«Я жил в квартире, в которой не было ничего, даже свет подключили через один-два дня»
— Вы ушли из BYPOL в 2021 году и тогда решили ничего не говорить о причинах. Почему?
— У меня была большая надежда на то, что организация будет полезной для общества. Она создавалась моим огромным трудом, и я не хотел принести ей какой-то ущерб. Это был внутренний конфликт, и я надеялся, что ребята — профессионалы своего дела и продолжат бороться за наши общие цели. Наносить ущерб как всем демократическим силам в целом, так и отдельно организации BYPOL у меня не было никакого желания.
— А что тогда произошло?
— Насколько понимаю, я начал набирать большой публичный вес, что не нравилось ребятам, в первую очередь Азарову, у него были свои планы на это, и произошел переворот, скажем так. Начались непонятные игры и разлад в команде. Постоянно выдвигались претензии, что я что-то неправильно сказал в интервью. Сложно сейчас вспоминать все эти события.
— Но надо попробовать.
— Хорошо. Ладно, начну с начала. Я набирал всех сотрудников BYPOL еще до возникновения организации. Началось все с того, что я сюда (в Польшу. — Прим. ред.) приехал в сентябре 2020 года, еще с поврежденной ногой. Всем известна история с этим лесом. Первую ночь я провел на вокзале, потом на последнюю зарплату смог приобрести телефон и стал искать, куда мне обратиться. Нашел Центр белорусской солидарности (ЦБС).
Мне помогли — оказали медицинскую помощь, нашли жилье. У сотрудников ЦБС были знакомства в профсоюзе полиции, он объединяет вышедших в отставку польских силовиков. Я встретился с его руководителем в ЦБС, со мной был еще один сотрудник из Лиды Сергей Курочкин (майор милиции. — Прим. ред.). Мы провели пресс-конференцию, где рассказали, что все силовики, которые отказались выполнять преступные приказы, из-за этого пострадали или опасаются за свою безопасность, могут приезжать в Польшу, мы окажем помощь, поможем выехать. Некоторые уже были здесь, например Игорь Лобан (бывший следователь по особо важным делам из управления СК по Гродненской области. — Прим. ред.). Я призвал всех связаться со мной, приезжать, так как будет создаваться организация.
Об Игоре Лобане я узнал через Центр белоруской солидарности, знал, что он находится в лагере для беженцев вместе со своей семьей. Я нашел его контакт и пригласил в Варшаву, через ЦБС помог решить вопрос с лагерем, чтобы его побыстрей оттуда отпустили.
Матвей Купрейчик (бывший сотрудник Управления по наркоконтролю и противодействию торговле людьми ГУВД Мингорисполкома. — Прим. ред.) к тому моменту уже тоже уехал из Беларуси и здесь собирал солнечные панели. Он увидел мою пресс-конференцию и приехал в ЦБС. Где-то через день из Украины приехал Владимир Жигарь (бывший оперуполномоченный уголовного розыска Мозырского РУВД. — Прим. ред.), у него больше не было возможности там находиться.
Это были первые четыре человека, с которых началось создание организации. Их всех собрал я. Сам я тогда жил в месте, в котором не было никаких удобств, а для ребят через ЦБС удалось найти целый частный дом, в котором были, как в хостеле, оборудованы несколько комнат. Всех ребят, так как они семейные, я заселил в этот дом, Матвей Купрейчик уже на этот момент снимал квартиру. Я же жил в квартире, в которой не было ничего, даже свет подключили через один-два дня. Этой командой мы встретились со Светланой Тихановской, и все началось.
Я хотел собрать абсолютно всех возможных полезных сотрудников и усиливать организацию. Появился телеграм-канал, проводились маленькие расследования. Делать все это было сложно, потому что не было ни оборудования, ни ресурсов, ни средств к существованию. Постепенно за счет каких-то расследований все начали видеть необходимость этой организации. Но на этих четырех сотрудниках набор не закончился, и я продолжал искать людей.
Александр Азаров написал нам на почту, в том момент он находился в Беларуси. Это было за несколько дней или уже после встречи команды со Светланой Тихановской в октябре 2020 года, где была сделана та фотография, которая опять всплыла на прошлой неделе. На той пресс-конференции его точно не было, он бы не упустил шанс сфотографироваться со Светланой. Олег Талерчик (бывший прокурор Генеральной прокуратуры. — Прим. ред.) приехал намного позже. Действия по приему его на работу и приезду начались после ультиматума Тихановской о забастовке, на которую он действительно вышел, это правда. После этого я его вывез.
Для организации нужно было заводить социальные сети, из-за которых у них сейчас конфликт. Я приобрел сим-карту, специально для этого купил телефон на деньги, которые мне выплатил BYSOL. Они обещали 1500 евро всем уволившимся сотрудникам. Я потратил их не на себя, а на организацию, абсолютно все. Мы зарегистрировали телеграм-канал, затем канал в YouTube, потом Instagram. Все было оформлено на симку, зарегистрированную на меня, на мой паспорт.
Понятно, сперва произошла встреча с Тихановской. Она как легитимный президент дала нам свое согласие на создание такой организации. За счет этой легитимности и популярности пошел более активный набор сотрудников. Нам начало писать все большее количество людей, уже был не только телеграм-канал, но и отдельный аккаунт там. Кому-то помогали с выездом.
Но финансирование еще было ограничено. Не было ни донатов, ни фондов. У нас были только пять комнат в том доме, который я нашел через ЦБС. Поэтому я не мог набирать абы кого, и фильтр был очень серьезный. У Александра Азарова был огромный опыт. Он представлялся подполковником, преподавателем Академии МВД со стажем более 20 лет, про ГУБОПиК он изначально вообще ничего не говорил. Естественно, такому человеку я не отказал. У нас на тот момент Игорь Лобан был майором, я — капитан, отработавший меньше пяти с половиной лет, лейтенанты Матвей Купрейчик, который отработал три года, и Владимир Жигарь — полтора. Мне надо было усиливать организацию более авторитетными людьми.
Так появился Азаров. Он сказал, что приедет на время, посмотрит, получится у нас или нет. Повторял он это не один раз, этого не отрицает даже нынешний состав BYPOL. Он даже сначала семью не перевозил. Все остальные, у кого были семьи, вывезли их. А этот хитрый жук уехал один просто поглядеть. У него уже тогда просматривались политические амбиции. Это прослеживалось по тому, что он говорил, что хотел бы заниматься международной повесткой и его уволили будто бы именно из-за этого. Даже в Беларуси через ГУБОПиК он пытался работать с иностранными спецслужбами и за счет этого больше выходить на публику, посещал различные конференции.
Далее был народный ультиматум, BYPOL начал давать какие-то интересные сведения, но это еще не было на таком уровне, как расследование убийства Романа Бондаренко. У нас идет активный набор новых сотрудников, и мы узнаем, что есть прокурор, который уволился. Это был Олег Талерчик.
Он изначально не собирался уезжать из Беларуси, думал остаться там. Но потом ему от бывших коллег стали поступать сигналы, жена начала замечать какие-то подозрительные автобусы под окном. Первый раз он отказался от моего предложения, но через день-два ответил, что готов. Нужно было помочь ему с визой. У меня еще не было таких знакомств, я обратился в Центр белорусской солидарности — и ему помогли. Были проблемы, потому что он переезжал через литовскую границу, он «завис» там почти на сутки. Я не спал всю ночь и через людей на очень высоких постах решал эти вопросы. В итоге его удалось перевезти. У Олега Талерчика тоже были сомнения в том, что организация возникнет и сможет нормально существовать. В самом начале он даже говорил, что, скорее всего, уйдет.
Потом произошло убийство Романа Бондаренко. От определенных людей я получил сведения, которые нам позволили начать расследование. Часть сведений получил также Матвей Купрейчик. Это были данные о телефонных соединениях, о причастности к произошедшему председателя Белорусской федерации хоккея Дмитрия Баскова и пресс-секретаря Лукашенко Натальи Эйсмонт. Расследование проводилось всеми нами совместно. Тогда нас уже усилили и Офис Тихановской, и BYSOL, началась работа с «Киберпартизанами», шел дальнейший набор, организация развивалась.
«Меня стали обвинять в том, что я агент КГБ. Сказали, что моя история побега — это неправда»
— После расследования убийства Романа Бондаренко организация начала выходить на новый уровень?
— На новый уровень BYPOL выходил ежедневно. В том числе моя история была очень публичной. Ее охваты были огромны, я давал интервью и The New York Times, и британцам, и немцам, и испанцам, и французам. До расследования убийства Романа Бондаренко BYPOL набирал популярность за счет моей личной истории. Но в том росте популярности организации есть заслуга всех сотрудников. Расследование смерти Бондаренко было очень сильным ударом по системе, и после него нас заметили именно внутри нее. Потому что мы зацепили элиту возле Лукашенко. Я узнал, что лично Наталья Эйсмонт занялась съемками фильма обо мне и BYPOL. Именно после этого мы стали понимать, что нами заинтересовались всерьез.
— А какова была роль Александра Азарова в организации на тот момент?
— Как я уже говорил, он появился после нашей встречи с Тихановской. Какой-то информации с собой не привез. Но благодаря своим познаниям в системе он начал рассказывать о «внутрянке» ГУБОПиК, он знал много о темных делах сотрудников. В том числе за счет этой информации развивался телеграм-канал BYPOL.
— Как тогда складывались отношения внутри BYPOL?
— Все было абсолютно нормально до начала 2021 года. Сентябрь 2020 года — я приехал, подался на беженство и начал искать сотрудников. Октябрь — встреча с Тихановской, все нормально. Ноябрь — расследование убийства Бондаренко, отношения нормальные. И вот в декабре, перед Новым годом, начинаются первые трения.
Первое — это то, что на сайте Национального антикризисного управления информацию обо мне разместили как о представителе BYPOL в НАУ. Это очень сильно ударило по самолюбию старших по званию.
Следующая претензия — это то, как меня подписывают журналисты в своих материалах. Иногда подписывали руководителем, потому что всегда в медиа на тот момент выступал я. При этом Азаров и другие «светиться» отказывались. На публику они вышли только после моего ухода. Я говорил: «Выйдите, дайте интервью!» Даже на пресс-конференцию, на которой были Светлана Тихановская, Павел Латушко, они не захотели идти, был только я. Они не хотели, а потом на меня же «гнали», что набираю публичность. И за каждое слово, которое я говорил, меня жесточайше прессовали, всей командой накидывались. Постепенно претензии накапливались, и в декабре 2020 года, когда BYPOL набрал популярность, начался раздрай. Тогда в Польшу уже приехал наставник Матвея Купрейчика Станислав Лупоносов (бывший старший оперуполномоченный первого управления ГУБОПиК МВД. — Прим. ред.). Он специализировался на создании и администрировании баз данных. Это ценный навык, и его взяли в BYPOL.
— В какой момент возник вопрос о том, что надо структурировать BYPOL?
— Организация развивалась очень стремительно. До встречи со Светланой Тихановской у нас не было финансирования, люди не знали, за что жить. BYSOL нам очень помог с техникой, и мы начали распределять направления работы.
Матвей Купрейчик был силен в IT. Он завел на мою сим-карту соцсети. Олег Талерчик юридически подкован. Он писал тексты, посты в соцсетях, окончательную часть расследования по Роману Бондаренко писал он, все красиво изложил. Азаров давал информацию для постов о ГУБОПиК. Игорь Лобан занимался расследованиями для наполнения Единой книги регистрации правонарушений.
Я занимался внешними контактами, встречался с Тихановской, с Латушко, с другими людьми. То есть я был реальным представителем BYPOL, и это была моя работа. Плюс к этому — набор людей, финансы и обеспечение условий быта, жилье, зарплата. Все это было на мне.
Всем платились зарплаты. Я даже не буду это скрывать. Первые 1500 евро, как я уже говорил, получил от BYSOL и вложил их в телефон, технику и костюмы для встречи с Тихановской (мы не могли прийти на встречу с президентом в том, в чем приехали).
Я не хочу ничего скрывать, люди должны об этом знать. Затем был транш 600 долларов на каждого за октябрь. В ноябре было уже 1200 долларов, когда под нас в Центре белорусской солидарности получили грант от канадцев. Его хватило на два месяца обеспечения зарплатами состава BYPOL, и был запас на новые позиции, на которые мы уже предполагали взять людей. Позже они приехали и уже могли получать зарплаты.
Структура организации формировалась быстро. Появлялись все более громкие расследования, сливы разговоров Карпенкова и Караева. Естественно, проводилось много обсуждений о том, как будет работать организация, чем заниматься, как будут защищаться данные Единой книги регистрации правонарушений и так далее. Появляется все больше новых сотрудников.
— Когда возник вопрос о том, что организации нужен руководитель, лидер?
— Пока я был в BYPOL, такого вопроса никогда не было. Но при этом ко мне возникали вопросы, что журналисты подписали руководителем меня.
Потом происходит собрание, на котором присутствовали около 15 сотрудников, на нем говорилось, что у BYPOL уже есть несколько офисов и мы будем очень сильно развиваться. Во время собрания состоялось подписание первого устава BYPOL, и Азаров первым поставил под ним свою подпись. Событие было совершенно символическим, но для него это было очень важно. В конце каждый из присутствующих мог высказаться, и по речам я понял, что меня начинают отодвигать. После собрания основной состав вернулся в кабинет. Обстановка была очень неловкая. Азаров начал говорить первым, опять появились претензии. Я человек простой, я его послал на три буквы и ушел. Очень расстроился, понял, к чему все идет. Единственные, кто пытался меня остановить и сгладить конфликт, — это Владимир Жигарь и Игорь Лобан. Но я человек эмоциональный, и я ушел.
На публику эта ситуация не вышла. Через день-два эмоции остыли, мне сказали, что BYPOL готов разговаривать и провести переговоры по примирению. Мы договорились о встрече, участие в ней принимали независимые лица из НАУ.
Перед началом всех попросили положить телефоны в коробку. Объяснили это необходимостью сохранения ситуации в тайне. Я отдал свой личный телефон, на котором не было доступа к социальным сетям BYPOL, но Матвей Купрейчик попросил меня отдать второй. Он знал о нем, потому что вел социальные сети BYPOL. Я доверял этим людям, никаких подозрений у меня не возникло, поэтому положил телефоны, и коробку с ними вынесли из комнаты, где проходила встреча.
Купрейчик и Лупоносов также вышли из этой комнаты и вернулись только через полчаса. Мы начали беседовать. Я думал, что будет примирение, но меня стали обвинять в том, что я агент КГБ. Сказали, что моя история побега — это неправда. Несмотря на то что было обследование медиков, меня проверяли польские спецслужбы. Подозрения в том, что я агент КГБ, возникли из-за того, что во время моего отсутствия кто-то пытался взломать дверь в один из офисов BYPOL, притом что у меня были ключи от этого замка. Я не знаю, правдивая ли это история, реально ли они вызывали полицию или это провокация с целью меня отодвинуть.
Как я понял, всю команду против меня настроил Азаров. Конструктивного диалога не получилось, меня обложили со всех сторон. Представители НАУ были в шоке. Мне предложили уйти в отпуск на месяц и после этого еще раз поговорить. Я должен был уйти из медиа и пропасть из повестки. Я осознал, что спустя это время уже не вернусь, потому что тогда за месяц BYPOL рос на 120−200%. Понял, что произошел переворот, хоть я и не был руководителем. Если не переворот, то просто мое выдворение из BYPOL и «отжатие» всего, что я создал за шесть месяцев с нуля.
Я ушел. Дома открыл телефон и обнаружил, что с него исчезли доступы к соцсетям. Я вернулся в офис и сказал: «Так вы хоть симку заберите, а то будут приходить СМС для авторизации». И отдал ее добровольно. Случилось так, что я остался в кабинете с Владимиром Жигарем и Игорем Лобаном. Я их спросил, считают ли они правильным все, что происходит. Они видели, как все создавалось: я жил в ужасных условиях, а они — в комфортном доме, ничего за него не платили, я поселил там их семьи, всячески помогал. И после этого я — агент КГБ? Они сказали, что верят мне, что они против моего ухода, но так решило большинство — четыре против трех. После этого Вова [Жигарь] позвал всю команду назад в кабинет. У BYPOL была запасена небольшая сумма, около 4−5 тысяч злотых (2600−3300 рублей на тот момент. — Прим. ред.), на случай, если экстренно понадобится кого-то вывезти. Эти деньги я принес и отдал вместе с сим-картой, ничего себе не взял. Жигарь предложил разделить сумму на пятерых и отдать мне мою часть, чтобы я смог какое-то время продержаться. Я отказался, потому что эти средства были предназначены на другие цели.
Я ушел и никому не сообщал о том, что произошло. Позже информацию обо мне убрали с сайта НАУ, мне стали писать журналисты, но я не отвечал. А затем уже сам BYPOL дал информацию о моем уходе.
До меня доходили сведения о том, как в BYPOL смеялись над тем, что я ничего не добился и работаю на складе. Они смеялись, хотя я каждому из них помог.
«Первое время я, наверное, месяц пил. Я в этом признаюсь честно»
— Фонд BYPOL возник уже после вашего ухода?
— Да, сразу после моего ухода вышел выпуск «Редакции» о BYPOL, в котором я призывал присоединяться к организации айтишников, в том числе российских. То есть BYPOL уже выходил на совершенно другой уровень. Пока я был в организации, мы не собирали никаких донатов. Как только я ушел — открываются пять путей для донатов, а через месяц-два был зарегистрирован фонд. Его председателем каким-то образом стал Александр Азаров.
— Как у вас дальше складывались отношения с BYPOL?
— За эти два года мне ни разу не позвонил ни один действующий сотрудник BYPOL. Как только кого-то выгоняли — контакт устанавливался. И когда случился самый масштабный конфликт — я понадобился. Мне звонил Игорь Лобан после того, как он ушел. С Олегом Талерчиком я общался после его ухода. Больше за два года никто не позвонил ни разу. Как я? Живой, не живой? А помотало меня изрядно за это время.
— Расскажите, как вы жили эти два года?
— Первое время я, наверное, месяц пил. Я в этом признаюсь честно. Друзья звонили моей сестре, потому что я жил на девятом этаже, и у них начали возникать опасения за мою жизнь. И потом, уже когда сестра мне мозги вставила на место, я пошел работать на стройку, а когда началась война — на склад гуманитарной помощи для украинских беженцев.
Больше года я шатался, искал себя. Потом поступил на программу имени Кастуся Калиновского, год изучал польский язык, чтобы поступать в вуз. В прошлый понедельник узнал, что не поступил (мы разговаривали с Андреем Остаповичем в субботу, 10 июня. — Прим. ред.). В среду со всеми вещами я вернулся в Варшаву, оставил их у друга. У него живут еще знакомые, и я не смог там остановиться. И вот, хожу по Варшаве.
Где-то через три месяца после ухода из BYPOL я стал террористом в Беларуси, началось очень сильное давление на семью, к матери приезжали с постоянными обысками, разнесли квартиру.
Умерла бабушка. Мама постоянно лежала в больнице. В конце лета 2022 года мне сообщили, что на маму возбудили уголовное дело и что за ней уже едут. За четыре часа мне удалось ее вывезти из Беларуси. Сначала в Москву. А оттуда уже через какое-то время надо было попасть в Грузию. Покупка билетов как раз совпала со временем мобилизации в России. Билет до Грузии стоил более 800 евро, а у меня ни денег не было, ничего. К сожалению, я не могу сказать, кто мне помог его купить.
С визой очень помог Павел Латушко. Я пришел к нему в офис, попросил о помощи. Он отложил все дела и помог решить вопрос. До этого пришлось вывезти сестру с племянницей.
Я вышел из повестки и совершенно не интересовался тем, чем занимается BYPOL. План «Перамога», открытие фонда — это все происходило без меня. За всем, что происходило в BYPOL, я следил через медиа. Иногда получал какую-то скудную внутреннюю информацию.
Я оборвал все контакты настолько, что действующие сотрудники BYPOL даже не знали, где меня искать. В среду [7 июня] они связались со мной через третьих людей. О произошедшем я уже знал до этого, не буду говорить от кого. Мы пообщались, я узнал немного больше. Уже до всего этого я был уверен, что Азарова нельзя допускать к политике, а после того как узнал подробнее, убедился в этом.
И вот вместо поездки к своим родным или вместо того, чтобы поехать куда-то в ЕС на заработки, пока летний период, я приехал в Варшаву, потому что меня попросили встретиться.
— То есть была встреча бывших сотрудников BYPOL?
— Я не буду говорить, была она или нет. Меня попросили о встрече. Я сказал, что не буду на чьей-то стороне выступать, но помогу убрать из повестки Азарова. Изначально речь шла о том, что они будут пробовать через Офис Тихановской и Объединенный переходный кабинет его убрать.
— Когда слышишь из уст бывшего следователя слово «убрать», то становится как-то не по себе.
— Убрать — в смысле поставить на нем черную метку, чтобы он вообще не мог заниматься политикой. Доказательства его действий есть. Пусть предоставляют те, кто имеет к ним доступ, кто там работает.
— Вы видели эти доказательства?
— Я не могу сказать, видел я их или нет.
Этот скандал вышел на публику по вине Азарова. Люди хотели предъявить все доказательства Кабинету и заставить его тихо уйти, чтобы не нанести того урона, который уже нанесен всем демократическим силам. Раз все это вышло на публику, то правильно было бы признать эту ошибку, потому что все мы люди. И принять правильное решение.
Есть страна, в которой Азаров находится или находился, и в этой стране есть законы и Уголовный кодекс. Человека нужно привлечь к законной ответственности и навести порядок сначала у себя в демократических силах, а потом уже в Беларуси. Это один момент.
А второй — это показать всем, что будет, если вы зажираетесь и у вас начинает сносить крышу. Это только их компетенция.
— Кого — их?
— BYPOL, Тихановской, Объединенного переходного кабинета. Я обладаю определенной информацией, но я не могу ее распространять по этическим соображениям, не потому, что меня ограничивает соглашение о нераспространении. Может быть, они примут правильное решение — увидят доказательства, поступят с ними верно и привлекут Азарова к ответственности. Это будет абсолютно правильное решение. Тихановской, как лидеру, надо показать силу и обо всем рассказать. Это единственный красивый выход из сложившейся ситуации.
— Как вы относитесь к тому, что некоторые телеграм-каналы обвиняют Азарова в том, что он агент ГРУ?
— У меня этому нет никаких доказательств. Могут быть сомнения, но доказательств нет. Пока нет победы и не открыты архивы, это никак не подтвердить, потому что нет ни одной базы данных о том, кто чей агент. Такая информация никуда не вносится, ее даже в сейф на бумаге не кладут. Не буду говорить, что и с кем я обсуждал, но, насколько я знаю, таких баз данных не существует.
— Вы готовы вернуться в организацию, если ситуация разрешится так, как вы хотите?
— Во-первых, когда уходил из BYPOL, там было семь человек. Сейчас людей гораздо больше. Я с ними не работал, не знаю, кто они такие, и у нас нет контакта.
Во-вторых, бойцы отряда «Атам» в своем заявлении попросили вернуться Игоря Лобана и Олега Талерчика, обо мне речи не было.
Третье — когда я общался с бывшими сотрудниками BYPOL, то они признали, что со мной произошла некрасивая ситуация, но открытого душевного разговора о моем уходе не случилось. Мы поговорили о том, что происходило в организации, как установился диктаторский режим и какой плохой Азаров. Извинений, признания их неправоты — этого не было.
Со стороны Талерчика вообще прозвучало, что я сам виноват в том, что ушел и что история моего побега до сих пор неправдива. По-человечески и эмоционально это сильно бьет по мне. Я человек неглупый, обладаю аналитическим складом ума и понимаю, что если произойдет восстановление BYPOL в прежнем составе, то Талерчик имеет наибольшую публичность и авторитет. И если он придерживается такого мнения обо мне, то никакого доверия между нами быть не может.
Ну и главное — я не знаю, чем занималась организация за два года моего отсутствия. И мне не хотелось бы сейчас взять на себя ответственность за все ошибки, которые были совершены за это время. Я тоже живой человек, у меня есть эмоции. Два года они надо мной смеялись, что у меня работы нет. Сейчас я приехал в Варшаву, в открытую сказал, что мне негде жить, у меня нет денег, нет работы, я не поступил. У всех сейчас квартиры — ни один не предложил пожить у него. Я из-за них приехал в Варшаву, но никто не отозвался.
— После завершения скандала чем BYPOL должен заниматься?
— Изначально BYPOL занимался фиксацией преступлений режима. Мы здесь уже почти три года, и даже во время этого интервью я ощутил, насколько сложно вспоминать события и последовательно, без эмоций их рассказать. Представьте, каково будет следователю расследовать дела, когда мы вернемся в Беларусь.
Идеальным проектом была Единая книга регистрации преступлений. Сейчас его забросили, и информация не обрабатывается. Конечно, за два года были и какие-то успехи. План «Перамога» — не особо, но какая-то подготовка людей была произведена. Но это, скорее, план перед планом, его наброски. Я бы вернулся к расследованиям, не только для того чтобы на YouTube выпустить хороший ролик, хоть это и важно, но чтобы вернуть качество расследований хотя бы на тот уровень, который был в мою бытность.
В настоящий момент в Беларуси тысячи силовиков, которые до сих пор работают, но не поддерживают режим. Как минимум, BYPOL мог бы получать от них информацию. Например, если в каком-то маленьком городе совершаются политические репрессии, следователь из этого города может написать в BYPOL и сообщить о них. Возможно, эти факты сегодня обнародовать нельзя, но они бы накапливались, и в будущем, когда режим сменится, мы бы могли приехать в этом город, прийти к людям, которые совершали репрессии, и предъявить обвинения. Люди остаются в системе по разным причинам, каждый себя оправдывает по-своему, но не все поддерживают режим. Да, не каждый готов грудью на амбразуру броситься, но в то же время они готовы дать какую-то информацию, чтобы хотя бы свою совесть немного очистить.
