Курская операция длится почти месяц — какое значение она имеет для Беларуси? Почему сторонников сближения с Россией теперь в 2,5 раза больше, чем желающих сближаться с ЕС? С чем связан такой низкий результат поддержки Европейского союза? Для чего беларусским властям аналог YouTube и почему в Монголии не стали арестовывать Владимира Путина, несмотря на ордер Международного уголовного суда? Артем Шрайбман отвечает на вопросы читателей и зрителей «Зеркала» в новом выпуске проекта «Шрайбман ответит». Это его текстовая версия.
«Минску явно нужен был повод, чтобы эскалировать ситуацию»
— Курская операция для Беларуси — это хорошо или плохо? Она имеет какое-то значение?
— Влияние Курской операции на Беларусь невелико, потому что по состоянию на начало сентября она даже не сильно влияет на весь ход войны.
Но мы точно видим, как эта операция повлияла на Лукашенко. После того как в начале июля он отвел войска от украинской границы, а потом началась Курская операция ВСУ, российские военные блогеры обвинили Лукашенко, что это из-за него у Украины освободились резервы на наступление. Ему пришлось оправдываться, и понадобилось заново подтверждать России свою лояльность.
Поэтому беларусские власти решили продемонстрировать воинственность под предлогом того, что из Украины якобы залетели беспилотники и нарушили беларусскую границу. Но кроме сюжета на госТВ, где показали фрагменты каких-то неопознанных беспилотников непонятного происхождения, у нас нет доказательств, что это нарушение вообще имело место. Но Минску явно нужен был повод, чтобы эскалировать ситуацию и не выглядеть слишком глупо: в начале июля отвели войска, а в начале августа подвели их обратно. В итоге скандал дошел до того, что украинскому посольству в Минске пригрозили закрытием.
А в ответ на переброску беларусских войск к украинской границе уже Киев сделал угрожающее заявление в адрес Минска, суть которого можно свести к тому, что «даже не пытайтесь перейти границу, иначе мы будем наносить удары по вашим военным объектам». То есть еще одним последствием Курской операции стал всплеск напряженности в беларусско-украинских отношениях после относительной разрядки.
Что будет дальше, зависит от хода войны в целом и от наступления ВСУ под Курском в частности. Если Россия остановит украинскую армию в Курской области и продолжит свое медленное наступление на Донбассе, то вряд ли Москве в обозримом будущем понадобятся ощутимые военные услуги от Лукашенко. Если же успех будет сопутствовать ВСУ, это создаст новые стимулы для Путина, чтобы руками Лукашенко пытаться отвлечь хоть какие-то украинские резервы к беларусской границе. И тут могут быть разные варианты. От пограничных провокаций до увеличения российского контингента в Беларуси или новых демонстративных учений в нашей стране.
«Люди считают европейскую перспективу нереальной для нашей страны»
— Недавний опрос Chatham House показал, что сторонников сближения с Россией в Беларуси сейчас почти в 2,5 раза больше, чем сторонников сближения с ЕС. Почему? С чем связан такой низкий результат поддержки Европейского союза?
— Если упрощать, то есть две группы причин.
Одна из них в том, что в беларусском обществе есть достаточно устойчивый пророссийский сегмент. Это люди, которые хотели бы сближаться с Россией и воспринимают Европу и европейские ценности враждебно. Их мировоззрение о Западе в основном совпадает с тем, что транслирует беларусская и российская пропаганда. Многие из них считают, что Запад сейчас переживает экономический и, что самое главное, моральный упадок. Поэтому логично, что эти люди не хотят никак сближаться с полюсом, из которого исходят чуждые для них ценности.
Разные опросы по-разному оценивают размер этого сегмента. Это зависит как от формулировки конкретного вопроса, так и от метода сбора данных. Опрос Chatham House, например, проводился среди горожан, которые пользуются интернетом. Это значит, что он может чуть-чуть недооценивать число людей с консервативными антиевропейскими взглядами. Традиционно в опросах этой серии, Chatham House, пророссийское ядро составляет примерно треть респондентов. Мы можем их назвать идейно пророссийскими беларусами. Такое же идейное проевропейское ядро есть и с другой стороны, но оно существенно меньше. В этом опросе 13%. Другие исследования последних лет дают похожий диапазон, от 10 до 15%.
Оставшаяся половина общества разделяется между неопределившимися или нейтральными сегментами. Или, если им задают жесткий вопрос: «Россия или Евросоюз?», уходят в пророссийский лагерь. И вот почему они так делают, на мой взгляд, самый интересный вопрос. Ведь сегодняшний перевес пророссийских ориентаций — это не что-то вечное.
В современной истории Беларуси были моменты, когда проевропейские ориентации беларусов были сильнее. Например, в 2009 году, 2013-м и осенью 2020-го. Почему сейчас это не так? Беларусы в целом не стали относиться более враждебно к Евросоюзу, европейским ценностям или уровню жизни в странах ЕС. Наоборот, тот же последний опрос показывает, что 50% респондентов хотят сближаться с Западом, и лишь 14% — сокращать связи с ним. В два раза больше беларусов хотели бы жить как в Европе, чем как в России. Для беларусов, которые не имеют ценностных разногласий с Евросоюзом, но все равно не хотят туда вступать, главная проблема — это реалистичность такого выбора.
Именно таким был результат прошлогоднего исследования Центра новых идей на основе глубинных интервью беларусов. Люди называют разные причины, почему они считают европейскую перспективу нереальной для нашей страны. Для кого-то это опасно: либо Москва нас не отпустит и устроит какое-то подобие украинского сценария, либо беларусская экономика не переживет разрыва связей с Россией. Для кого-то проблемы на европейской стороне: люди считают, что в Евросоюзе нас не ждут, закрываются от беларусов и вводят разные барьеры на перемещение. Эти доводы приводят разных людей к общему выводу о том, что сейчас выбирать интеграцию в Евросоюз — это фантазировать о нереальном.
Напомню, мы говорим здесь о максимально прагматичном, не идеологизированном сегменте общества. О людях, которые выбирают, к какому союзу присоединяться, не по своим ценностным ориентациям, а по тому, что реально лежит на столе. И пока все эти политические, экономические, визовые и другие барьеры на пути в Евросоюз актуальны в головах людей, сложно ожидать, что количество тех, кто выбирает присоединяться к этому союзу, значимо вырастет за пределы уже знакомого нам ядра в 10−15%. То есть тех людей, которые выбирают ЕС по ценностным соображениям.
Для того, чтобы прагматики стали вновь выбирать этот вектор, они должны перестать видеть его как опасный или фантастический. Это возможно при реальном сближении Минска и Запада, большей открытости ЕС к беларусам и снижении зависимости беларусской экономики от России.
«„Белгосютуб“ проиграет всем альтернативам»
— Зачем власти говорят о создании беларусского аналога YouTube, ведь понятно, что люди не будут им массово пользоваться?
— Замглавы Администрации Лукашенко Владимир Перцов назвал запуск государственного видеохостинга «достаточно слабым аналогом» и первым шагом к собственному Youtube.
Это уникальное явление по меркам официальной риторики. Обычно чиновники, наоборот, стараются много обещать, рисовать свои проекты прорывными. А тут управляют ожиданиями в обратную сторону, стараются занизить планку притязаний. То есть, кажется, даже власти понимают, что они не могут раскрутить свой беларусский государственный Youtube до заметной популярности в обществе. И это трезвый прогноз. Даже если заблокировать Youtube в Беларуси или замедлить его, как это делают в России, беларусы, скорее всего, предпочтут другие опции. Например, полностью перейти в TikTok, и так уже очень популярный в нашей стране. Продолжать пользоваться Youtube через VPN или перейти на российские видеоплощадки, на которых уже много развлекательного контента, вроде VК.
«Белгосютуб» (давайте называть его так) проиграет всем этим альтернативам хотя бы из-за своего скудного выбора контента. Поэтому действительно встает вопрос: зачем властям нужен этот проект?
У меня есть две версии. Первая — это просто техническая подготовка к возможному удалению продукции беларусской пропаганды с YouTube администрацией этой платформы. Такие прецеденты есть со многими каналами российских пропагандистов, которые удалили после начала полномасштабного вторжения в Украину. Беларусские околовластные каналы тоже сталкивались с блокировкой. Например, в Telegram, когда они публиковали так называемые покаянные видео.
Вполне возможно, в Администрации Лукашенко подумали, что будет жалко без предупреждения потерять платформу и лучше иметь свой хоть какой-то аналог. Даже если не в качестве популярной альтернативы, то хотя бы как склад, место для хранения архива своей продукции.
Вторая версия, которая, кстати, не противоречит первой. И состоит в том, что мы наблюдаем простое выбивание и осваивание денег на модной теме. Модной потому, что основной союзник — Россия — уже несколько лет выстраивает свою альтернативную суверенную интернет-инфраструктуру, в том числе и в видеохостинге, чтобы не быть подверженными разным запретительным мерам западных правительств или корпораций. Раз это делает «старший брат», то сообразительные идеологи и руководители пропаганды в Беларуси могли подумать, что эту идею будет несложно продать Лукашенко. Если «белгосютуб» в итоге запустят, то получается, они оказались правы.
«Арест Путина был бы решением, сравнимым с объявлением России войны»
— Почему в Монголии не стали арестовывать Владимира Путина, который прибыл туда с официальным визитом, хотя страна подписала Римский статут и обязана исполнять ордер Международного уголовного суда? Улан-Батор понесет какую-то ответственность? Если ордер выдадут на Александра Лукашенко, то он тоже сможет посещать страны, которые ратифицировали Римский статут, или это все-таки зависит от личности диктатора?
— Монголия сама объяснила свой выбор. Арест Путина был бы решением, сравнимым с объявлением России войны. А Монголия зависит от России в первую очередь с точки зрения поставки энергоресурсов.
Любопытна и вторая причина, о которой упомянул представитель Монголии. Она в том, что его страна всегда придерживалась политики нейтралитета. Это симптом того, что Монголия воспринимает ордер Международного уголовного суда на арест Путина не как святую международно правовую норму, а как инструмент борьбы Запада против России. А раз это инструмент борьбы двух лагерей между собой, то нейтралитет диктует самоустранение от этой борьбы.
Судя по всему, это не уникальная монгольская позиция. Такие же оценки распространены и в других странах Глобального Юга. Или, иными словами, не западного мира. Если перед этими странами тоже встанет вопрос принимать Путина на своей территории или нет, они будут смотреть на него через такую же призму. Что для них важнее: поссориться с Россией или подпортить свою репутацию в глазах какой-то части западных государств?
Наказать Монголию через механизмы международного права не получится. В случае отказа государства сотрудничать с МУС он может передать этот вопрос на рассмотрение Ассамблеи участников Римского статута или в Совбез ООН. В первом случае неясно, что Ассамблея может сделать с Монголией, конкретных санкций в статуте не предусмотрено. А Совбез ООН предсказуемо не примет никакого решения по этой теме, потому что там у России есть право вето. Уже был опыт, когда МУС разыскивал лидеров стран. Например, президента Судана Омара Аль-Башира. А он путешествовал по другим государствам, и те, кто его не выдал, не почувствовали на себе особенных последствий.
Если же такой ордер когда-то выдадут на Лукашенко, то он, как и Путин, будет вынужден перед своими поездками в страны, которые ратифицировали статут МУС, получать гарантии, что его там не арестуют. Разумеется, его возможности продавливать другие государства на игнорирование своих международных обязательств будут меньше, чем у Путина. Если бы на Лукашенко был ордер МУС, та же Монголия, принявшая Лукашенко в июне, могла бы просто предпочесть не связываться и вежливо предложить ему не приезжать. В случае с Лукашенко так могло бы быть меньше головной боли и репутационного ущерба.
Но и сам этот ущерб — тоже гибкая материя. Если монгольский опыт с Путиным будет повторен еще несколько раз в других странах, то это девальвирует вес ордеров Международного уголовного суда в западном мире. В какой-то момент издержки от нарушения таких ордеров могут стать настолько незначительными, что и для приезда Лукашенко это больше не будет препятствием. Опыт как Путина, так и нескольких африканских президентов, получивших на себя такие ордеры, показывает, что политический эффект этого действия часто переоценивают.
Это важный урок для тех, кто надеется, что стоит только добиться ордера на Лукашенко в Гааге, как его режим сразу же станет более хрупким. Быть международно разыскиваемым преступником малоприятно, но это репутационная проблема имеет значение только в глазах тех, кто все еще уважает Международный уголовный суд как авторитетную инстанцию. Как мы видим на примерах Китай или США, которые не присоединились к Римскому статуту, так и на примере Монголии, которая его ратифицировала, это уважение в нашем мире далеко не универсально.
Читайте также
