Как для Лукашенко сложился год, минувший после неудавшегося мятежа Евгения Пригожина в России? Почему чиновники не отвечают на публичное хамство со стороны своего руководителя? И о чем говорит рост удовлетворенности экономической ситуацией в стране? Эти вопросы читатели «Зеркала» задали политическому аналитику Артему Шрайбману, а мы записали новый выпуск проекта «Шрайбман ответит». Это его текстовая версия.
«Лукашенко еще сильнее укрепил образ вассала России»
— Год назад случился мятеж Евгения Пригожина в России. В итоге его бойцы оказались в Беларуси. Как вы оцениваете этот год для Лукашенко? Это провал или победа для него? Можно ли сказать, что на дистанции года он получил какие-то заметные бонусы от случившегося?
— По прошествии года стало ясно, насколько преувеличенными были тогда заявления Лукашенко — и про его роль в разрешении ситуации, и про постоянное базирование ЧВК Вагнера в Беларуси.
Как мы и предполагали в выпуске после пригожинского мятежа, большая часть наемников в итоге разошлась из Беларуси по своим новым заданиям. Никакого постоянного офиса этой организации в нашей стране не возникло. А после убийства Пригожина процесс распыления наемников пошел еще быстрее.
В итоге в Беларуси осталась, по последним данным мониторинговой группы «Беларускі Гаюн», около сотни бывших бойцов ЧВК Вагнера. Судя по всему, они уже на постоянной основе работают инструкторами в беларусской армии и внутренних войсках. И их помощь в тренировках беларусских силовиков — это первый актив, который получил Лукашенко по итогам того сюжета.
Как бы мы ни относились к этим людям и тем преступлениям, которые они совершали в Украине, речь идет о бойцах с уникальным и свежим боевым опытом. Ни у беларусской армии, ни у МВД до сих пор не было шансов получить настолько прикладную боевую подготовку.
Во-вторых, Лукашенко, говоря по-простому, получил плюс в карму в отношениях с Россией. И даже несмотря на разногласия в риторике, когда он слишком тянул одеяло на себя в первые дни после мятежа, то все равно оказал Путину важную услугу в критический для того момент.
Я не знаю, по какому курсу монетизируются такие поступки и какой вклад в общее расположение Путина к Лукашенко составил именно этот акт помощи. Но именно встречная экономическая поддержка России позволяет Минску без особых проблем переживать западные санкции.
Как мы знаем, речь идет и о дешевых энергоресурсах, и о выдаче новых кредитов, и о рассрочке старых, и о скидках на разные логистические решения для беларусских товаров. Мы не знаем, был ли бы Кремль таким же благосклонным, если бы Лукашенко регулярно не делал что-то важное для Путина, вроде размещения ядерного оружия, тех же вагнеровцев, или не оказывал какие-то более мелкие услуги, вроде приезда ради совместной критики мирной конференции в Швейцарии.
Но с точки зрения проблем Лукашенко еще сильнее укрепил свой образ вассала России в глазах западного мира. Мало кто разбирался, насколько действительно самостоятельным он был в истории с ЧВК Вагнера. Его просто рассматривали как человека, который выполнил поручения начальства, а затем вместе с Путиным пугал вагнеровцами соседей.
Может показаться, что это безобидная репутационная проблема и Лукашенко уже нечего терять на западном фронте. Но это не совсем так. Каждое напоминание о том, насколько его политика подчинена интересам Москвы, отдаляет тот момент, когда западные игроки захотят с ним разговаривать.
Ведь самая главная проблема для его попыток как-то заинтересовать Запад и добиться к себе особого отношения сейчас уже не в том, что он в 2020 году, скорее всего, проиграл выборы. Проблема уже, скорее, в том, что ему перестали верить как автономному игроку. Ему уже нечего самостоятельно предложить Западу. И каждый сюжет вроде ЧВК Вагнера — это выпуклое напоминание об этой потере субъектности.
Такие действия только укрепляют скептиков на Западе в том, что разговаривать о судьбе Беларуси уже нужно не с Лукашенко. Вопрос, почему они это терпят, подразумевает, что у них есть какая-то альтернатива.
«Сознательно использует чиновников как боксерскую грушу»
— Александр Лукашенко на одном из совещаний угрожал своим чиновникам: «Шаг влево, шаг вправо — к стенке поставим. Как вопросы какие-то решить — ну просто беда: сам определяешь вопросы, сам ставишь задания, и сам едешь проверяешь, и потом делаешь вместо вас. Я тут особо не парюсь по поводу того, поддержите вы меня или нет. Я договорюсь с беларусским народом. Я три десятка лет нахожу с ним общий язык. А вот вы подумайте, с кем вы будете работать». Почему чиновники терпят это? И почему Лукашенко так не разговаривает с силовиками?
— Бунтовать или даже возражать Лукашенко им просто страшно. Увольняться в теории можно. Но, насколько известно, уходить из системы на таком уровне, как правительство, по собственной воле не так просто.
Сразу же возникнут вопросы: а почему именно сейчас, перед президентской кампанией, в такой ответственный для власти период? Силовики тут же возьмут такого экс-чиновника, а возможно и всю его семью, на очень плотный контроль, чтобы найти что-то, что объяснит Лукашенко, почему этот человек именно сейчас сделал такой выбор.
Карьерной альтернативой для большинства из них остается Россия. Но и там при назначении на высокие должности в госкорпорациях или банках процветает свое кумовство. Мало кто, как бывшие премьеры Сергей Румас или Андрей Кобяков, могут, пользуясь своими бывшими связями или весом своей прежней должности, найти какую-то равноценную позицию в крупном российском бизнесе. Для большинства беларусских чиновников это будет переход с понижением.
В беларусском частном секторе в теории могло бы найтись место экс-министрам. И такие примеры есть. Но не после громкого разноса у Лукашенко и необъяснимой отставки. В таком случае частная компания или банки могли бы просто бояться брать этих людей на работу.
Разумеется, что у оставшихся в системе на высоком уровне после 2020 года были бы серьезные проблемы с легализацией на Западе, не говоря уже о том, что многие из них там под санкциями. Плюс не стоит списывать со счетов особую психологию этих людей. Большинство из них проработали в этой бюрократической, авторитарной, советской по своему духу системе долгие годы, а иногда даже десятилетия.
Для них такая модель разговора начальника с подчиненным — это что-то нормальное. Особенно когда речь идет о высшем руководстве страны. Я уверен, что многие из них точно так же общаются со своими подчиненными.
Многие из них понимают или, по крайней мере, должны понимать, что Лукашенко сознательно использует их как боксерскую грушу для того, чтобы показаться народным заступником перед очередной электоральной кампанией. В каком-то смысле это часть их должностных обязанностей: помогать начальнику выгодно смотреться на их фоне.
А разница в тональности при общении с гражданскими чиновниками и силовиками объясняется просто. Лукашенко прав, когда говорит, что ему для сохранения власти не нужна поддержка министров или губернаторов. Его власть зависит от России и от силовиков, и это понимают как он сам, так и правительство, так и эти самые силовики. У них тоже нет какой-то внятной альтернативы, кроме как стоять за него горой, особенно после того, что они все вместе сделали после 2020 года.
Но расстраивать или злить силовой блок Лукашенко действительно незачем. А вот снять какие-то популистские сливки с очередного разноса растерянных бюрократов, которые краснеют и опускают глаза, — это всегда приятно. Это абсолютно безболезненный и бесплатный пиар. Этим роликам даже не нужно накручивать просмотры в YouTube. Их с удовольствием смотрят, причем не только беларусские зрители.
Я могу только представить, насколько эти разносы — востребованная рубрика среди преданных телезрителей. Поэтому мы можем ждать большую работу Лукашенко в этом жанре по мере приближения кампании следующего года.
«Беларусы остаются удивительно устойчивыми к воздействию пропаганды»
— Появилось новое исследование настроений беларусов. Согласно ему, поляризация мнений в обществе сохраняется: доли сторонников и противников действующей власти не меняются, а их крайние сегменты по-прежнему очень негативно относятся друг к другу. При этом растет удовлетворенность ситуацией в стране, а нарративы пропаганды усваивает все больше людей. О чем это говорит?
— Во-первых, удовлетворенность растет далеко не у всего беларусского общества. Их оценки ситуации в стране напрямую зависят от репрессий, политического климата и всего того, что, скорее, волнует нас с вами. Для большинства, включая многих из тех, кто голосовал за оппозицию в 2020 году, их сегодняшние оценки и самоощущения в первую очередь зависят от того, что они видят прямо сейчас вокруг себя.
Так вот, прямо сейчас наша экономика показывает быстрый восстановительный рост после падения 2022 года. Этот рост выше, чем еще недавно предсказывали многие независимые и международные экономические структуры.
Да, можно долго говорить о том, что этот рост нездоровый, что он обеспечен российским оборонным заказом и активным стимулированием экономики со стороны государства. Но люди в моменте чувствуют не это, а последствия, то есть сам экономический рост.
Зарплаты увеличиваются уже который месяц опережающими темпами. И здесь причины тоже не так радужны, как хотелось бы власти. На рынке — острый дефицит кадров, и наниматели вынуждены повышать зарплаты, чтобы не остаться без сотрудников.
Но сами люди, если они не владельцы бизнесов, в первую очередь чувствуют рост своих реальных доходов. Инфляция все еще сдерживается административными мерами. И снова любой экономист вам скажет, что это нездоровая ситуация.
Более полутора тысяч компаний в Беларуси уже работают без оборотного капитала. Только за первый квартал этого года рост на 25%. Но это отложенная проблема. В моменте пока что чувствуются плоды контроля цен.
Похожая логика работает и с войной. Да, Минск сдает какие-то из сегментов своего суверенитета России. Но средний гражданин видит то, что на Беларусь не падают бомбы и ракеты, а беларусского мужчину не тянут в окопы. Это и закладывается в позитивные оценки ситуации.
Сложно сказать, какая часть общества страдает от репрессий, уехавших близких, полузакрытых границ настолько, что это перевешивает все перечисленные факторы. Но это явно не большинство из девяти миллионов человек.
То же самое касается аудитории независимых СМИ в сравнении с государственными. Блокировки, репрессии из-за подписки, заполнение вакуума, оставшегося на медийном поле после зачистки российским и беларусским провластным контентом, — все это дает свой результат. Он не такой, как хотелось бы двум режимам.
По многим вопросам, вроде полной солидаризации с действиями России в этой войне, беларусы остаются удивительно устойчивыми к воздействию пропаганды. Но какие-то из пропагандистских нарративов действительно усваиваются ими лучше, чем то, что говорят независимые СМИ и оппозиционные деятели, как показало исследование «Беларусского трекера перемен».
