Болезнь Александра Лукашенко, из-за которой он пропадал из публичного поля более чем на пять дней, подняла ряд вопросов, связанных с властью в Беларуси, будущим самого политика и его семьи. О том, продумывает ли он передачу власти и какой вариант транзита был бы более оптимальным и безопасным, поговорили со старшим исследователем Центра новых идей, экс-дипломатом и автором телеграм-канала «Пульс Ленина-19» Павлом Мацукевичем.
«Гарантировать успешную реализацию спецоперации по передаче власти может только сам Лукашенко»
— После болезни Александра Лукашенко, когда он не показывался на людях больше пяти дней, вероятно, как общество, так и его окружение увидели, что в системе все не так незыблемо, как могло казаться ранее. Сейчас, вероятно, вопрос о его здоровье снят с повестки. Активизировала ли эта ситуация обсуждения вариантов сохранения системы в текущем виде, но уже без Лукашенко?
— Он и раньше задумывался о транзите, мы даже видели часть подготовки к этому. Она отражена в изменениях в Конституции, где прописано, что будет происходить в случае его смерти. Не думаю, что его беспокоит сохранение системы в общем. Этот вопрос может беспокоить его ближний круг, потому что от сохранения системы во многом зависит положение людей, которые сейчас составляют ее костяк.
Лукашенко может беспокоить его собственная безопасность. А в случае если мы говорим о времени, когда его уже не будет, то безопасность его семьи, то есть сыновей. Когда ему стало плохо, думаю, это могло послужить для Лукашенко серьезным мотивом думать о будущем: «Что будет с моими детьми, шпицем, конем Гамбургом, когда меня не станет?» Но когда ему стало лучше, вполне допускаю, что он отодвинул эти мысли на потом. У него могло возобладать желание поучаствовать в избирательной кампании 2025 года, считая, что подумать о передаче власти можно будет после этого.
С учетом специфики системы, которая заточена именно под него, большой зависимости от России гарантировать успешную реализацию спецоперации по передаче власти кому-либо может только сам Лукашенко. То есть она может быть реализована более-менее успешно, только если произойдет при его жизни. Здесь важно учитывать, что вертикаль ему послушна, а влияние России не абсолютно и препятствием к его усилению является сам Лукашенко.
При других схемах нет никаких гарантий того, что его семья после его смерти будет в безопасности. У меня даже нет уверенности, что будет выполнен закон о президенте Республики Беларусь, который гарантирует ему похороны за счет государства и памятник (в законе прописана организация за счет средств государства похорон и увековечение памяти. — Прим. ред.).
— Действительно, как вы отметили, он не раз говорил о смене власти. Во всяком случае активно это делал в период после августа 2020 года и до внесения изменений в Конституцию, в которой прописали одним из чуть ли не главных органов ВНС. Сейчас этот вопрос как будто ушел в тень. Но, может быть, я плохо понимаю ситуацию. Вы видите движение по подготовке к работе ВНС или других структур, которые могли бы стать одним из пунктов трансформации системы?
— Все задуманные ранее изменения как раз связаны с возможной трансформацией, с возможным транзитом власти. Но поскольку решение, судя по всему, не принято, то, соответственно, и процессы не форсируются.
Но его мотивы могут быть не только связанными с личной безопасностью (хотя они и ключевые). В конце концов, транзит — это одна из возможностей попытаться нормализовать отношения с Западом. Тут речь не о возврате на уровень 2019-го или начала 2020 года, когда в Минске побывал госсекретарь США Майкл Помпео, а в плане отхода от конфронтации. Потому что уход Лукашенко от власти, даже чисто формальный, может стать поводом для определенного компромисса.
Другое дело, что он оценивает разные риски. Сейчас, с одной стороны, в определенном смысле гарантом его безопасности выступает Россия. Но с другой, именно от нее исходят все основные риски — и для Лукашенко, и для Беларуси. Очевидно, что подходы Москвы к Минску и ее аппетиты те же, что в отношении Киева, просто методы другие. Если там ставка сделана на войну, то здесь — на экономическую интеграцию. Исходя из этого, вполне возможно, что сейчас, взвешивая связанные с этим риски, он понимает, что пока не время [для организации транзита власти].
— Лукашенко понимает ситуацию так, что, пока у власти находится он, Россия не предпримет каких-то радикальных шагов в отношении Беларуси, но если на его место может стать кто-то другой (пусть даже под чутким руководством), то гарантировать это уже не получится?
— Думаю, что да. По сути, преградой к этому является Лукашенко (нравится это кому-то или нет) и его желание быть неким сувереном. Как он в 2020 году не хотел делиться властью с белорусами, точно так не хочет делиться ей с Кремлем. Может быть, он ждет подходящего момента для транзита. Ведь этот процесс так или иначе будет этапом уязвимости для Беларуси. Но, повторюсь, если это будет происходить при жизни Лукашенко, то он будет в состоянии обеспечить защиту этому процессу. Если же смена власти будет происходить в связи с тем, что Лукашенко не стало, в этом случае ситуация может происходить по совершенно непредсказуемому сценарию — и Россия не будет в Беларуси ничем и никем ограничена.
С другой стороны, думаю, фактор России может стать для белорусских элит и объединяющим. Возможно, на теме противостояния Москве удастся поженить «ябатек» с «неябатьками». Дело в том, что сближение, которое происходит сейчас с Россией, подается как экономическая интеграция. В Минске никто не выступает против военного союза с Кремлем в смысле обороны и дополнительной защиты со стороны Москвы для Беларуси. Но мало желающих участвовать в войнах России. Поэтому если маски будут сброшены и вещи будут названы своими именами — что Беларусь находится на пороге поглощения Россией, — то это может стать некой объединяющей формулой для этих двух групп.
«Скорее всего, преемником видят старшего сына — Виктора Лукашенко»
— С учетом недавней болезни Александра Лукашенко, рисков, исходящих со стороны России, в Минске теоретически могут рассматривать два варианта: транзит власти при его жизни либо неопределенность и выжидание. Какой из этих вариантов более рискованный, а какой более надежный для его семьи и для суверенитета Беларуси?
— Суверенитет Беларуси — это последнее, о чем думает Лукашенко. Ключевой вопрос — это безопасность. Учитывая, что он обладает серьезным политическим чутьем, вполне возможно, как я говорил, он ждет подходящего момента для этого этапа. Возможно, он ждет развязки войны России с Украиной, от которой очень многое зависит. Сегодня Москва по-прежнему сильна. Это ощущает и Лукашенко, и, как мы увидели на параде Победы в Москве 9 мая, лидеры стран СНГ из Центральной Азии, которые сочли необходимым приехать.
Было бы разумно с позиции Лукашенко произвести транзит власти в момент, когда Россия не является сильной, когда ее возможности повлиять на этот процесс в своих интересах будут ограниченными. Если посмотреть по периметру Беларуси, то нет другой силы, кроме Кремля, которая могла бы повлиять на планы Лукашенко. Запад вряд ли. Белорусская оппозиция со всеми полками и батальонами — тоже.
Более того, думаю, он держит в уме опцию транзита как возможности нормализовать и улучшить отношения с Западом. Ведь по большому счету он сам для Запада как бельмо на глазу: любые отношения, связанные с ним, считаются там невозможными. Но если формально меняется лицо на не связанное с репрессиями, насилием, то вполне возможна перезагрузка отношений или по крайней мере уход от конфронтации. Это автоматически разморозило бы многие возможности.
— Референдум по изменению Конституции в Беларуси совпал по времени с началом войны в Украине. Примерно в это же время перестали появляться так массово, как до этого, заявления Лукашенко об изменениях и трансформации власти в Беларуси. С одной стороны, это могло быть связано с принятием новой Конституции — мол, там прописали, что хотели, и хватит. Но с другой, могла повлиять и война, в связи с которой усилились риски со стороны России. Как вы думаете, почему так произошло?
— Война заставила его посмотреть иначе на многое. Как он сам признавался, на его отношение к армии и ее реформе. Лукашенко все время действует ситуативно, пытается нащупать нерв событий, угадать настроения. Главным критерием для принятия решений является его собственный риск-менеджмент — насколько те или иные шаги отразятся на его собственной безопасности.
Но важно помнить, что ко всем решениям, которые принимаются в последние три года, нужно относиться не как к некой догме. В любой момент они могут быть проигнорированы. Условно, завтрашний Лукашенко может полностью обнулить все то, что он говорил на протяжении этих трех лет. В этом секрет его долгожительства.
— Если все-таки он продумывал какие-то варианты транзита власти, то, видимо, на примете есть потенциальные кандидаты. Вы можете оценить вероятность, кого он может рассматривать в этом качестве?
— С точки зрения его собственного риск-менеджмента, кандидатом или преемником, который сможет гарантировать безопасность ему и его детям, является член его семьи. В нашем случае, скорее всего, это будет старший сын — Виктор Лукашенко. И это был бы наиболее оптимальный вариант в нынешних реалиях. Это тот вариант, который мог бы объединить и силовиков, и условных либералов, или, как их называют, технократов. Это человек, с которым может контактировать Запад — и уже имел, насколько можно судить, определенный опыт контактов с ним для решения каких-то конкретных вопросов.
К тому же, мне кажется, что дети Лукашенко так или иначе постараются дистанцироваться от отцовских практик.
