Захватит ли Путин Беларусь? Почему власти называют падение ракеты в Ивановском районе провокацией со стороны Украины? Почему «рельсовым партизанам» дали такие огромные сроки? Эти и другие злободневные вопросы задали нам вы. Мы переадресовали их политическому аналитику Артему Шрайбману — и записали новый выпуск проекта «Шрайбман ответит». Это текстовая версия.
— Белорусские официальные лица заявляют, что падение ракеты в Брестской области могло быть провокацией Украины. И я все понять не могу — провокацией на что? На то, чтобы Беларусь еще сильнее вступила в войну? Власти реально считают, что белорусы в это поверят?
— Как и любая конспирологическая теория, версия о том, что Украина сама запустила ракету по белорусской территории, нужна пропаганде для того, чтобы подчеркнуть свой самый главный нарратив — о том, что у Беларуси есть много врагов и они постоянно пытаются раскачать ситуацию.
В данном конкретном случае пропаганда говорит, что Киев хочет втянуть Беларусь в войну. Зачем Украине втягивать в войну Беларусь и открывать таким образом Северный фронт, когда и на остальных хватает проблем, можно тоже ответить, исходя из того, что мы привыкли слышать по телевизору. Например, что это не Украина принимает решение, а за нее это делает Вашингтон, НАТО или поляки. Им война в Беларуси нужна для того, чтобы, например, «оттяпать» наши западные области. Если вы будете задавать дополнительные вопросы, то я смогу придумывать новые уровни абсурдных объяснений сверху этого, но пропаганда рассчитана не на то, что зрители будут задавать вопросы. Она должна дать простое, эмоционально заряженное и желательно зловещее объяснение событий в стране и в мире. Для того чтобы читатель или зритель не сомневался в отношении того, кого ему нужно поддерживать и вокруг кого сплотиться.
Идея о готовящихся провокациях из Украины тоже не новая. Мы уже слышали, что Украина готовилась напасть на Донбасс, готовилась ударить по Беларуси с четырех позиций, готовилась даже напасть на Россию. Об этом говорили и Лукашенко, и его российские друзья уже много-много месяцев. И никого из них, судя по всему, не смущало, что Украина, готовя эту провокацию, дождалась момента, когда Россия стянула почти всю свою сухопутную армию к украинским границам. К тому же версия о сознательном пуске украинской ракеты в сторону Беларуси уводит разговор от того некомфортного для официального Минска факта, что в этот момент Украина защищалась от ракетного залпа России по своим городам и электростанциями.
Ну и наконец, такая риторика — это возможность еще раз показать себя перед своими избирателями выдержанными и мудрыми политиками. Получается, что весь регион как бы заинтересован в войне, а Беларусь — единственная, кто не ведется на провокации. Сколько белорусов в это верят, мне сложно сказать. Но высока вероятность, что если вы до сих пор, два года спустя после начала откровенно агрессивной пропаганды и особенно после начала войны, все еще смотрите белорусские государственные новости, то, скорее всего, вы готовы впитывать такие нарративы. Скептики и колеблющиеся давно отсеялись по пути.
— Путин уже неоднократно говорил про «триединство народа» и то, что украинцы (читайте и белорусы тоже) не имеют права на государственность. Предположим, Россия победит в войне в Украине. Вы можете назвать хоть одну причину, почему Путин следом не решит поглотить Беларусь? Вряд ли он захочет оставить этот вопрос преемнику, тем более что больше санкций, чем есть сейчас, Москва уже вряд ли получит. Да и, судя по всему, электорат поддерживает «собирание земель».
— Да, вы правы в том, что никакие западные санкции больше не являются для Путина сдерживающим фактором, если речь идет о каких-то его новых геополитических инициативах. Откровенно говоря, у него и у Кремля в целом вряд ли есть шанс вообще снять санкции до тех пор, пока Путин остается во власти, а это значит, что Запад, конечно, может заниматься военным сдерживанием, но ресурс для санкционного практически исчерпан. Я тоже соглашусь с вами, что воевать за Беларусь Запад с Россией не будет. Но и сценарии, которые принимаете за базовый вы, то есть победа России, для меня не выглядят чем-то реальным, если мы понимаем под победой установление контроля над всей Украиной или хотя бы смену власти там на, наверное, что-то более пророссийское. Вероятно, лучшим для России, но при этом реалистичным исходом было бы окончание российско-украинской войны по модели советско-финской, когда финское правительство, глядя на то, как истощена армия, было вынуждено пойти на территориальные уступки и зафиксировать линию соприкосновения с Советским Союзом. И на какое-то время бои остановились.
Но я думаю, мы с вами согласимся, что это совершенно не похоже на то, какие цели ставил Путин перед собой в начале войны, а именно — демилитаризация и денацификация Украины. Украина останется милитаризованным и уж точно антироссийским государством, и поэтому еще большой вопрос, когда у Путина появится вообще время и ресурсы на то, чтобы отвлекаться на Беларусь. Но еще важнее, в каком состоянии российское государство, армия, экономика подойдут к этому моменту. И у меня, к сожалению, нет ответов на эти вопросы.
Вы просите меня назвать одну причину, но я назову даже три фактора, которые могут помешать сценарию поглощения Беларуси. Первый из них — истощенность и слабость самой России и ее военной машины. Если у Москвы не будет хватать войск или ресурсов на то, чтобы успешно продолжать войну в Украине, то это будут чувствовать и в Минске, и, соответственно, вести себя Лукашенко или кто-то, кто будет вместо него, будут совершенно иначе, не настолько податливо и покорно. Это, в свою очередь, не значит, что Путин вообще не способен будет в такой ситуации решиться на какой-то аншлюс Беларуси. Но это значит, что ему нужно будет учитывать риск того, что Лукашенко, армия, белорусское общество будут сопротивляться. А значит, это может стать новой горячей точкой у российских границ. И в этом смысле в российских элитах к такому моменту может сложиться консенсус, что новую горячую точку российское государство просто не потянет.
Второй сценарий — это если Путин просто не успеет. Перефразируя известное высказывание, человек, как и его режим, внезапно смертны. Он может так долго воевать в Украине и, следовательно, быть поглощен этим кризисом, что ему может просто не хватить времени закрыть все остальные «хвосты» перед тем, как он будет способен передать власть преемнику.
Ну и третий сценарий состоит в том, что Путин будет продолжать руководствоваться подходом, что не нужно трогать то, что работает. Здесь я говорю в первую очередь о белорусско-российских отношениях. Беларусь выглядит надежным военным союзником, она выполняет все пожелания Кремля. Попытки полностью лишить Беларусь суверенитета явно создадут дискомфорт как у Лукашенко и правящего класса, так и у большинства белорусского общества. И нельзя говорить, что Путин не знает об этом. Он двадцать лет торгуется с Лукашенко об условиях интеграции и видит, насколько неуступчив Минск.
За двадцать лет так называемое Союзное государство с институциональной точки зрения никак не изменилось, несмотря на то, что в Беларуси сегодня находятся российские войска. Путин не смог выбить из Лукашенко уступок вроде единой валюты, единого парламента или единого правительства. Это означает, что какое-то сопротивление все равно будет. И это значит, что даже несмотря на, возможно, существующие у Путина желание присоединить Беларусь, если Лукашенко будет выполнять все его пожелания и основные запросы России, то Путин может просто прокрастинировать с этими вопросами дальше, откладывая некомфортную проблему на потом, и так досидеть до конца своей власти или жизни.
— Ціханоўская выказала ў сваім навагоднім звароце думку, што беларусам з розных палітычных палюсоў магчыма паразумецца. Ці падзяляеце вы гэтае меркаванне і калі так, то на якім падмурку магло б базавацца гэтае паразуменне?
— Ці магчыма гэта? Канешне. Я б нават сказаў, што амаль непазбежна. Шмат якія грамадствы праходзілі праз сур’ёзны сацыяльны канфлікт ці нават грамадзянскую вайну, ці нават генацыд, але ўсё адно знаходзілі шлях для ўнутранага прымірэння.
Ёсць нават такі тып дзяржаўных інстытутаў — камісія па нацыянальнай згодзе і прымірэнню. Такія камісіі арганізоўвалі ў шмат якіх краінах Афрыкі ці Азіі. Ёсць такі вопыт і ў краінах Усходняй Еўропы, якія былі пад уладай камуністаў, — Германія, Польшча, Чэхія, Румынія — там, дзе дзясяткі ці сотні тысяч прайшлі праз рэпрэсіі, але і сумерная колькасць людзей таксама працавала на спецслужбы.
Беларусі тут, напэўна, прыйдзецца выбіраць свой уласны шлях, і цяжка яго ўявіць да змены ўлады, бо Лукашэнка і ўсё тое, што ён увасабляе, вельмі палярызуюць беларускае грамадства. Цяжка ўявіць сабе, каб палітычны лідар спачатку стаў першапрычынай грамадскага канфлікту, а потым змог стаць арбітрам па яго вырашэнні.
Пасля змены ўлады спосабы гэтага прымірэння могуць быць рознымі. Напэўна, не абыдзецца без нейкага расследавання па справе 2020 года і пакарання, прынамсі часткі тых, хто аддаваў загады на прымяненне гвалту да людзей. Але цяжка ўявіць сабе прыцягненне да адказнасці ўсіх сілавікоў, што разганялі пратэсты, ці ўсіх настаўнікаў, якія фальсіфікавалі выбары, таму пэўна гэта будзе нейкі баланс — з пакаранняў, люстрацый, адкрыцця архіваў і прабачэння.
Увогуле спрыяць еднасці можа пераход грамадства да новых выклікаў. Калі і крызіс дваццатага года, і тыя, хто яго ўчыніў, застануцца ў гісторыі, то нават людзі, траўмаваныя гэтымі падзеямі, змогуць пераключыцца на новыя праблемы, бо яны будуць ужо нашмат больш актуальнымі.
З пункту гледжання гісторыі гэта не цяжка сабе ўявіць, бо ў нашым рэгіёне ідзе вайна, і яна можа цалкам перафарматаваць нашу краіну і тыя праблемы, з якімі сутыкнуцца нашы дзеці ці нават мы самі праз некалькі гадоў.
— «Рельсовые партизаны» получили такие ужасающие сроки — 11 и 16 лет, 23 года… Почему режим так безжалостен к ним?
— Как и со всеми политическими судебными процессами, приговоры конкретным активистам — это не только наказание для них самих, в данном случае для «рельсовых партизан». Это еще и сигнал всем остальным. Власть не хочет, чтобы какая-то конкретная активность стала эпидемией, и по тем срокам, которые выносят суды, мы видим, какую из активностей власть считает самой опасной для себя. И поэтому такие люди, как политические лидеры — Виктор Бабарико, Мария Колесникова, Сергей Тихановский, — получают максимальные сроки. То же можно сказать о военных, которые сливают информацию оппозиции. Например, сотрудник Генштаба Денис Урад. То же относится и к администраторам самых популярных протестных телеграмм-каналов вроде Игоря Лосика. И, разумеется, это относится к тем, кто пересек черту ненасильственного сопротивления и перешел к так называемым акциям прямого действия. Я думаю, не нужно пояснять, почему это является «красной тряпкой» для белорусских силовиков. Если такая тактика борьбы станет приемлемой для большинства белорусских оппозиционеров, то бороться с такими протестами в будущем власти будет намного сложнее.
В данном конкретном случае есть еще и важный внешний аспект — Лукашенко хочет показать себя не только верным союзником России, но и надежным союзником российской армии, хозяином положения в стране. Какая уж тут надежность, если даже за первые недели войны тысячи белорусов сливают информацию о перемещениях российских войск, а десятки устраивают акты саботажа на железной дороге, и это по официальным данным? И поэтому пресечь распространение этой практики было абсолютным приоритетом для силовиков.
И в итоге мы увидели демонстративную стрельбу по ногам при задержании, введение в законодательство смертной казни даже за попытку терроризма, и такие двузначные «драконовские» сроки всем, кто был причастен к этой рельсовой войне. Даже несмотря на то, что не было не только жертв, но даже и аварий в результате их действий.
— Уволенному со скандалом с «Мотовело» бывшему мэру Минска Николаю Ладутько нашлось очередное теплое местечко — зампредседателя «Мінскай спадчыны». И так происходит со многими чиновниками, которых демонстративно увольняет и унижает Лукашенко. Почему?
— Любой политолог вам скажет, что главное качество для чиновника в Беларуси — это не его профессиональная компетентность, а лояльность Лукашенко. И исходя из этого, если вы руководитель такой системы, то есть Лукашенко, вы не можете позволить себе максимально жестко наказывать всех, кто сохраняет лояльность вам и просто не справился со своей работой.
За верность нужно вознаграждать. И, соответственно, самые жесткие наказания резервировать для тех, кто совершил главный грех по меркам этой системы — предал Лукашенко, то есть перешел в оппозицию. Ну или в крайнем случае, начал воровать не по чину, чем подставил Лукашенко в глазах избирателя, который привык его видеть как борца с коррупцией.
А так все чиновники уже много лет знают, что даже если по-крупному облажаться на рабочем месте, но при этом остаться лояльным Лукашенко, то он тебя из обоймы не выкинет, особенно если ты готов трудиться дальше. Такая система наказания и поощрения делает долгожителей режима более уверенными и спокойными за свое будущее. Но она же и стимулирует бюрократов всех остальных уровней к лояльности. Власть показывает им всем неформальные правила игры и таким образом дает тем, кто с ними не согласен, возможность отсеяться на среднем уровне. И соответственно, наверх всегда пробиваются люди, которые лучше всего выучили этот урок — работай как хочешь, но главное — будь верным до конца.
К тому же из-за того, что скамейка надежных и давно знакомых Лукашенко управленцев достаточно коротка, он не может просто так разбрасываться этими кадрами. Они могут ему еще пригодиться, а значит, их нужно всегда держать поблизости на какой-то другой контролируемой должности.
Поэтому для бывших топов системы всегда найдется место какого-то посла, руководителя госпредприятия или общественного объединения или инспектора Лукашенко по делам какого-то региона. Это может быть либо почетная пенсия, чтобы вознаградить за годы верной службы, либо таким кадровым резервом, откуда Лукашенко потом может взять этого чиновника и посадить его на место другого бюрократа, который проштрафился.