Создатель культового продюсерского центра «Класс-Клуб ДК», легенда беларусского шоубиза Геннадий Шульман рассказал «Салідарнасці» про адаптацию в тюрьме и эмиграции, солидарность с протестующими, жизнь под бомбежками и спасение себя.
В 90-е и нулевые Геннадий Шульман привозил в Беларусь Scorpions, Nazareth, Deep Purple, Патрисию Каас. Осенью 2009-го его арестовали, осудили за «мошенничество» на 6 лет тюрьмы с конфискацией имущества.
Выйдя в 2015-м, Шульман перебрался в Москву, а оттуда после нападения России на Украину — в Израиль.
— Как не сойти с ума в заключении и последующей «двойной» эмиграции?
— Даже по Солженицыну лагерь (аналог нынешней колонии. — С.) — седьмой круг ада. Я же, когда относительно там адаптировался, заваривал себе кофе, брал сигарету, задумывался о чем-то и ловил себя на том, что улыбаюсь, а зеки на меня смотрят, как на психа.
Как это — сидеть в тюрьме и улыбаться? Когда вокруг колючая проволока, кругом надсмотрщики, вертухаи и ссученные зэки.
Если верить в Бога, это называется благодать. Не каждый день так, были и депрессии. Но когда немножко отдуплишься на тех территориях, чувствуешь себя уже более-менее спокойно.
Терпеть не могу аутотренинги, когда «мы веселы-счастливы-талантливы», или сетевые зомби-истории с психологическими наворотами. Всегда такого чурался, избегал, для меня работает свое, глубинное.
Наверное, дело в генетике. Отец был очень спокойный человек, несмотря на военное детство и эвакуацию. Вернувшись в Минск, беспризорничал. Однажды на рынке пацаны что-то воровали, а попался он. В 15 лет отцу дали 16 лет тюрьмы, где он пробыл до смерти Сталина и амнистии 1953 года. Проведя семь лет в диких условиях, сохранил ровный добрый характер. Нам с братом передалось его спокойствие.
Мне очень нравится строка у Пастернака о том, что важно одинаково относиться как к победам, так и к поражениям. Все в развитии. Завтра эта же победа может обернуться поражением и наоборот.
«Привыкать к ужасам не хочется. А не привыкать — значит, порвать себе сердце»
— Какой был самый тяжелый период? Ты сравнивал тюрьму и войну, отмечая, что жизнь под бомбежками менее страшная, чем в зоне. Поскольку с тобой остается социум и личная свобода.
— Я смотрю сегодня на все ужасы, которые не кончаются, и уже не понимаю, как реагировать. Привыкать не хочется. А не привыкать — значит, порвать себе однажды сердце.
Схожее смятение у меня случилось в августе 2020-го. Первые полгода, пока мы не осознали возврат к тоталитаризму и репрессиям, пока теплилась вера, что все поправимо — было еще ничего. А когда стало очевидно, что не победить еще очень долго — с одной стороны, меня накрыло, с другой, я понимал, что есть семья и новые территории, которые надо осваивать.
Я переехал из Минска в Москву, а потом в Израиль. Для взрослого человека такие глобальные перемещения — постоянный стресс. Когда тебе уже за 60, и ты каждый раз начинаешь заново, это тяжело, но выживать надо.
Но еще больший стресс, конечно, пережил в тюрьме.
— Правозащитник Леонид Судаленко рассказывал мне про последние 10 дней в тюрьме, когда его бросили в ШИЗО. Чтобы не сойти там с ума, он начал знакомиться с пауком.
— Я два раза заходил в ШИЗО, но до пауков не доходило. Правда, я был там недолго, не представляю, как можно провести 10 суток, не говоря про месяцы. Сложно представить, что пережил Навальный. Меня дважды закрывали в ШИЗО на сутки, этих впечатлений мне хватит до конца жизни.
Но есть и крепкие люди. Я сидел вместе со Статкевичем в период Плошчы-2010. И почти весь свой срок провел с теми, кого закрывали за Плошчу.
Статкевич для меня стал примером. Его прессовали больше всех, но он держался. В зоне Николая пытались убить: однажды на распилке бревен ссученные зэки бросили его под деревообрабатывающий станок. Еле увернулся, но руку сломал.
Статкевича постоянно наказывали ШИЗО, но он — кремень. Себя я не считаю таким человеком.
В этом аду спасением для меня стал Новый Завет. За несколько месяцев до моего ареста, когда уже было очень хреново — рушился бизнес, наезды силовиков — друзья привели меня к православию. Я покрестился и очень глубоко и искренне воспринял веру, с ней и зашел в тюрьму. Прожил с ней весь срок, это и спасло.
На Володарке, в ожидании суда, я сидел в очень неблагополучной камере, не пресс-хата, но там с тобой тоже активно работают ссученные зэки. По согласованию с тюремными операми, они создают людям «душегубку», чтобы вытащить нужную следствию информацию: например, куда спрятал деньги.
И я сидел в такой хате. Как коршуны сужают круги над своей жертвой, так ссученные сидельцы хаты ходили вокруг меня. А я сижу на шконке ближе к стене в позе лотоса и читаю Библию, Новый Завет. И понимаю, что между нами как бы невидимая стена: они хотят как-то заскочить на мою территорию, но боятся — страшно. Помните фильм «Вий»? Там упыри и вурдалаки не могли попасть внутрь круга, который рисовал вокруг себя Хома…
«Очень хочется, чтобы молодежь победила. Пока же, получается, что мы все сдаем старикам»
— Что самое сложное было в двух эмиграциях?
— Когда после отбытия срока я вышел в 2015-м, меня сразу забрал к себе директором Саша Тиханович (народный артист Беларуси. Участник ансамбля «Верасы»). За это огромная ему благодарность, потому что после тюрьмы бывших зеков нигде не хотят видеть.
Я работал гендиректором продюсерского центра Александра Тихановича почти до его смерти. И уехал в Москву, где уже жила моя семья.
Самое сложное, где бы ты ни находился, когда дикие новости рвут на куски. Так в 2020-м я офигел от градуса насилия и беззакония. Я не мог спокойно смотреть, как бьют и калечат детей, и начал активничать, пусть и дистанционно, из Москвы. Меня тогда все это сильно зацепило, а потом прихлопнуло еще сильнее. Когда оказалось, что мы потерпели поражение.
Дай Бог, чтобы сейчас протестная волна удалась в Грузии, их история очень похожа на нашу. Очень хочется, чтобы молодежь победила. Пока же, получается, что мы все сдаем старикам. Беларусь сдали старикам, в России происходит та же фигня.
— Ты всегда казался аполитичным бизнесменом…
— До 2020-го я был полностью аполитичным. С начала 90-х занимался бизнесом, ничего кроме него и семьи не интересовало.
Был момент, когда в 96-м Лукашенко провел референдум и обнулил счетчики, разогнал Верховный совет. По сути, он еще тогда заявил о своих тоталитарных амбициях.
У нас в то время был свой театр, Альтернативным назывался. Так вот там собиралось много интересных людей, в том числе политиков. Тогда оппозиция пыталась создать противоположный Лукашенко лагерь и инициативу, чтобы люди проголосовали против.
Однажды к нам пришли Добровольский и Карпенко (Александр Добровольский и Геннадий Карпенко — беларусские оппозиционные политики) с предложением организовать проект, аналогичный Ельцинскому «Голосуй или проиграешь» с участием известных российских артистов. Помните? Мы предложили организовать десант беларусских артистов, которые бы несли в массы посыл против незаконных инициатив Лукашенко.
Ради идеи мы и музыканты готовы были работать бесплатно, нужно было лишь найди деньги на оплату транспорта, площадок для выступлений, гостиниц, питания и т.п.
Но оппозиционные политики не нашли денег, хотя речь шла о каких-то 10−15 тысячах долларов. Сказали: «Спасибо, но, если что — мы сами все сделаем». В итоге и сами ничего не сделали, и референдум проиграли.
«Когда повесил украинский флаг на аватарку, коллеги сказали: „Сними, нас вызывали в ФСБ“»
— Вы с женой наладили успешный бизнес в России, где жили 6 лет. Почему снова решили все бросить и переехать в Израиль?
— Когда 24 февраля 2022-го я открыл компьютер, то не поверил глазам: Россия бомбит Украину. Неделю не мог ни есть, ни спать, ни ходить на работу. В знак солидарности я повесил украинский флаг на аватарку, но, когда пришел на работу, учредители сказали: «Гена, сними, пожалуйста, нас уже вызывали в ФСБ».
Прошло еще несколько дней, и я понял, что великодержавный шовинизм заработал на полную катушку. Наши учредители — все приличные ребята, моложе меня, и вдруг из них прорвался «русский мир». Им прям хочется быть причастными к этому превосходству и быдлячеству, которое они называют «русской цивилизацией». По сути, чем еще хвастаться среднестатистическому россиянину?
Я уволился, и мы с женой уехали в Израиль, где жил сын с семьей. При том, что мы с женой участвовали в успешном бизнесе в Санкт-Петербурге: компания под нас построила там концертный зал и гостиницу. Но не уехать я не мог. Выходил на улицу и понимал, что уже нахожусь в стане врага, в оккупации, и срочно нужно отсюда валить.
Для меня все люди вокруг — прохожие, в метро и магазинах — стали чужими, не врагами, но пособниками фашистского российского режима. Я ощущал это физически. Понимаю, что не все россияне такие, но это уже было неважно: мое тогдашнее внутреннее состояние перечеркнуло все хорошее, что дала мне тогда Россия.
«Даже дети спокойно относятся к обстрелам»
— Как принял Израиль?
— Офигительно. Притом, что даже до войны мы пару раз выбегали на лестничную клетку прятаться от бомбежек. Это перманентное состояние Израиля.
Нас и сейчас бомбят. Слышишь, пикает в телефоне? Это предупреждение о бомбежке. Специальное приложение фиксирует, куда летит и сколько секунд осталось, чтобы добраться до бомбоубежища.
Сейчас бомбят север, наш Ришон-ле-Цион, он рядом с Тель-Авивом, уже отбомбили. Здесь очень мощно работает служба тыла, поэтому нет нужды бежать в бомбоубежище заранее. Многие квартиры тут прямо с бомбоубежищами, это такие специальные комнаты без окон в глубине квартир. Уровень адаптации к этому безумию такой, что даже дети спокойно относятся к обстрелам.
Но даже в сегодняшней ситуации тут я чувствую себя в большей безопасности, чем в других странах, где не бомбят. Климат, природа, атмосфера, поддержка — все способствует благодушному отношению к Израилю.
Я общался со многими музыкантами, разбросанными эмиграцией по разным странам, — у всех одна общая боль. И большинство проходит одинаковые стадии, в том числе отрицание, горе, злость. И алкоголь, который дает мимолетную передышку, но не спасает. В итоге происходит принятие ситуации.
Говорят, адаптироваться в Тбилиси чуть легче, чем в Вильнюсе или Варшаве. Проще найти общий язык. Как и в Тель-Авиве, где много социальных программ, налажена финансовая помощь. Но и здесь истории разные.
Одна барышня приехала из Санкт-Петербурга и высказала в фейсбуке недовольство, что ни в одном кафе Тель-Авива ей не подали тыквенный латте. Развернулась сумасшедшая дискуссия. В итоге умные товарищи сообразили, что это можно монетизировать и создали группу взаимопомощи для недавно переехавших в Израиль под распиаренным уже названием «Тыквенный латте». Там можно поплакать, поныть, задать любые вопросы.
И видно, в каком состоянии находится человек. Бывает и смешное: «Да задолбал ваш тыквенный латте! Я задал один вопрос, а мне прилетело 160 ответов и все разные…»
«Израиль сильно политизирован, по сути, это площадка для иноагентов»
— Прочитала в твоем фейсбуке, что ты открыл в Израиле аналог культового минского «Класс-Клуб ДК». Каких артистов сейчас привозишь?
— Это юрлицо, которому решил дать то же название, что и когда-то в Минске. Как намек: с чего начинали, тем и закончим (улыбается).
Предложил сын. «Папа, а почему бы нам не застолбить „Класс Клуб“», — как-то поинтересовался он. И я подумал: «Почему бы нет?»
Ушли боязни и тюремные страхи. Когда сидел, я дал себе слово, что в шоу-бизнес больше ни ногой. А потом пришло понимание: так, а куда тогда ногой (улыбается)?
Когда тебе за 60 и из них лет 40 занимаешься концертной деятельностью — а куда еще?
Русский Израиль сильно политизирован, по сути, это площадка для иноагентов. Им готовы помогать, раскручивать, остальным вход запрещен. Была история с «Ленкомом», который планировал привезти «Поминальную молитву». Но поднялась волна возмущения, и гастроли отменили.
Первый мой проект — гастроли актеров, уже иноагентов, супругов Дмитрия Назарова и Ольги Васильевой. Я давно с ними знаком, еще по Москве. Когда переехал, на них как раз начали наезжать, громко со скандалом выгоняли из МХАТа. И это стало лучшей рекламой: тогда на их выступления в Израиле мы продали все билеты.
27 мая у нас будет «Мумий Тролль». До этого приезжал Марк Фейгин. Веду переговоры с Данилой Козловским, Дмитрием Быковым, театром «Дочери СОСО», худруком и режиссером которого была Женя Беркович.
— Ты так вдохновенно рассказываешь про свободу, солидарность и креатив Израиля — вот бы поскорее услышать такое про Беларусь. Тем более, ты говорил, что готов вернуться и восстанавливать страну после падения диктатуры.
— Я очень люблю Минск и скучаю по городу, по друзьям, атмосфере. Люблю отрезок от почтамта до Ботанического сада, особенно периметр ГУМ — Макдональдс. Хоть в 2020-м потерял близких друзей, которые стали лукашистами. Это был для меня удар, эти люди привели меня в православие, сделали крестным отцом своего ребенка…
— Когда, на твой взгляд, этот беспредел, хотя бы в Беларуси, может закончиться и как дождаться этого с наименьшими потерями?
— У меня нет ободряющих слов. Мир стал двуполярным, ось добра — ось зла, и последняя все четче: Россия, Северная Корея, Китай и Иран во главе исламского мира. Это мощная сила, которая все плотнее объединяется.
Потихоньку бывшие европейские колонии в Африке переходят под контроль России. Мали и Нигер со всеми своими ресурсами встали на сторону «русского мира». Эскалация усиливается с каждым днем, экономика России перешла на военные рельсы, Китай им помогает в обход санкций.
Лукашенко тоже им помогает. А сам творит, что хочет. Эти его походы в глубинку, проработка придурковатых оплывших жиром подчиненных — беспредел в пародийно-циничном мультике.
Рецептов нет, но есть один из основных животных инстинктов — инстинкт самосохранения. И надо жить каждый день. Находить островки, где тебе тепло. Обязательно с тем, с кем тебе хорошо. Думаю, в нашем возрасте уже можно себе позволить не пускать на территорию души всяких му*аков.
Хочется выпить и есть на что? Позвони и встреться с друзьями. Хочешь бежать — беги. Хочешь лежать — лежи. Главное себя любить и делать каждый день для себя любимого хоть что-то хорошее.
Помогают коучи — вперед. Для меня лучшие коучи — хорошая компания и бутылочка вискаря.
Старайся заполнить позитивом время между работой и сном. Я подсел на снукер, сейчас чемпионат мира. Вчера смотрел футбол, два часа был в эмоциях. Переживал, переписывался в телеграме с другими фанатами. И эти два часа жизни мне очень понравились, хоть наши и проиграли. Зато я точно знаю, что это временно, и так х**ново будет не всегда.